Франция Людовика XVIII, разбитого подагрой и слишком долго ожидавшего вожделенного трона, выбрала тогда своим представителем на Конгрессе самого знаменитого дипломата того времени (а может быть, и всех времен) Шарля-Мориса де Талейран-Перигора, бывшего епископа Отенского, раскаявшегося революционера, бывшего министра иностранных дел Наполеона I, благодаря которому он стал князем Беневентским, а потом – князем де Талейраном, но это уже милостью Людовика XVIII. В итоге, он оказался единственным человеком, способным вызволить Францию из той ужасной рутины, в которой она прочно завязла…
Со своей стороны Талейран, обремененный не менее ужасной женой, тогда занялся еще и приведением в порядок дворца Кауницев в Вене, принадлежавшего его юной племяннице, точнее – жене его племянника – графине Эдмон де Перигор, урожденной принцессе Доротее Курляндской.
Отношения между дядей и племянницей представляют собой весьма забавную историю, ибо вплоть до их совместного отъезда в Вену они откровенно недолюбливали друг друга – по крайней мере, молодая женщина. Дочь Петра I Курляндского не имела больших владений ни в Пруссии, ни в России. Юная Доротея в возрасте пятнадцати лет была насильно, по приказу царя Александра I, имевшего некоторые обязательства перед Талейраном, выдана замуж за племянника последнего. Подобное принуждение очень плохо сказалось на характере девушки. К тому же она не могла рассчитывать на поддержку даже со стороны собственной матери, вдовы герцога Петра, ибо та была любовницей все того же Талейрана, причем ему исключительно преданной.
Доротея могла рассчитывать только на собственные силы, и она не сдалась без боя. Влюбленная в то время в князя Адама Чарторыйского, героя июльской войны за независимость, она считала себя его невестой. Брак с Перигором стал для нее крушением всех надежд! Она была близка к тому, чтобы умереть от печали и бешенства одновременно. Естественно, она невольно возненавидела всех, кто, пусть даже безотчетно, посодействовал этому союзу.
К слову сказать, ее будущий супруг вовсе не был отвратительным уродом. Более того, он принадлежал к одному из знаменитых родов Франции! Эдмон де Перигор, блестящий гусарский офицер, был молод, красив, элегантен, отличался отменной выправкой и мгновенно становился душой любого общества. Очевидно, это был большой жизнелюб и к тому же повеса, который больше заботился о великолепии своих нарядов, чем о счастье молодой супруги – в милой воспитанной девушке красавчик не находил никакого очарования.
Что ж, чистая правда! В пятнадцать лет Доротея еще не расцвела. Худая и нескладная, черная, как чернослив, с желтым лицом – от полного уродства ее спасали только огромные черные глаза, занимавшие пол-лица. Кроме того, ее характер был таким же несгибаемым, как и осанка. Прибавьте к этому надменность императорского высочества – и портрет готов! Но все же, подчиняясь семейному долгу, Эдмон Перигор добросовестно одарил жену двумя мальчиками. После чего он с радостью вернулся к своим полям сражений и мимолетным любовным приключениям…
Его отъезд принес большое облегчение молодой женщине, которая так и не сумела привыкнуть к своему ветреному супругу. Напротив, ее чувства к умудренному опытом и странному Талейрану со временем странным образом изменялись. Постоянное соседство с князем в парижских резиденциях или в замке Валансе научило Доротею ценить этого господина, холодного и язвительного, а временами и удивительно человечного, утонченного и надменного, добродушного и дерзкого, наделенного адским разумом (все звали его Хромым Дьяволом), а еще – необычайно обольстительного, несмотря на то что одна нога у него была короче другой из-за несчастного случая, произошедшего в детстве. Поразительное политическое чутье и талант дипломата окончательно обольстили эту умную женщину, получившую в свое время ни с чем не сравнимое образование в аббатстве Пиаттоли. Короче, когда пришло время отправляться на берега Дуная, мадам Перигор была безумно влюблена в своего дядю.
Чтобы понравиться ему, она использовала все возможные дипломатические приемы, доступные европейской принцессе. Она работала бок о бок с ним, принимала вместе с ним королей и императоров, соблазняла, очаровывала, являя собой при этом (будучи принцессой немецкого происхождения) обольстительнейший образ истинной француженки. Рождение двоих детей превратило эту маленькую агрессивную черносливину в очаровательный свежий персик – женщину, умевшую одеваться с безупречной элегантностью. Конечно, Талейран не смог долго противиться своему чувству: Конгресс еще не закончился, а он уже стал любовником Доротеи. Он им остался и потом…
Услуги, оказанные Европе как одним, так и другой, принесли Доротее красивый неаполитанский титул герцогини де Дино. Под этим именем она и вошла в историю.
Однако вернемся к рождественским конспираторам, о которых зашла речь в начале главы. В Рошкотте, кроме Талейрана и герцогини, находились в ту зиму Адольф Тьер и неразлучный с ним Минье, их называли «провансальскими братьями» по аналогии с известным рестораном Пале-Рояля; барон Луи, бывший министром финансов при Наполеоне I и Людовике XVIII, и, наконец, Арман Каррель, блестящий журналист, который в свое время сражался в Испании в рядах восставших. Все эти люди считали своей Библией некую статью, появившуюся в августе того же года. В ней, в частности, говорилось: «Какую позицию должны занять писатели, которым доверена защита политических свобод? Если основному закону страны угрожает опасность, если он нарушен, они поднимутся, чтобы народ узнал, что договор разорван. Они первыми начнут сопротивление, что станет страшным сигналом разожженного ими пожара».
Журнал – это лучшее средство в политических баталиях, поэтому в Рошкотте занимались именно основанием журнала. Конечно же, втайне, ибо даже в Турени нельзя было по-настоящему укрыться от исключительно активной полиции.
После долгих споров и сомнений было найдено подходящее название. «Ле Насьональ» – заголовок, говорящий сам за себя. Что же касается содержания, то в нем соединились монархические, но антидинастические идеи с литературой в духе великого классицизма (это чтобы не отпугнуть читателей).
Чтобы раздобыть денег, опустошили все запасы, работали очень много, и наконец-то 3 января 1830 года первый номер журнала вышел в свет. Не напрасно: в том же году 14 июля началась революция, ради которой, собственно, все так и трудились.
Герцогиня де Дино сохраняла замок Рошкотт за собой еще несколько лет. Потом он был продан мадам Пакье, которая превратила его в престижный отель класса «люкс».
Что можно найти в деревне?
Все. Кроме времени, необходимого для всего этого.
Р. Киплинг
«Подыскав понравившееся ему место, король приказал разобрать старое сооружение времен Карла V, не трогая при этом фундамента, на котором он решил возвести новое здание…»
Так в 1539 году, когда Франциск I решил перестроить Сен-Жермен-ан-Ле, добрейший Дю Серсо в присущей ему манере объяснял тот факт, что король решил подарить себе, недалеко от Парижа, но все же на достаточном расстоянии от его вредных для зоровья испарений, что-то вроде замка в полях, дабы провести там первые счастливые дни в своей жизни. От старой феодальной постройки оставили только донжон и часовню, которая была древнее самого Карла V, ибо часовня, как и некоторые другие подобные ей сооружения, была возведена еще при Людовике Святом.