«Ну а если бы распознал вовремя, что толку?» – попытался он успокоить сам себя. Как фехтовальщик Санёк в подметки не годился Хрогниру. Знай он, что перед ними не просто какой-то там купец из Смоленска, он мог бы ярла как-то предупредить. Хрена лысого этот Гореслав достал бы Хрогнира Хитреца, если б тот не повел себя так беспечно. Ну еще бы! Он – ярл, сын и внук ярлов, а тут какой-то Словении. Да это ж кем такому словенину надо быть, чтобы кинуться на Хрогнира с мечом?
Ответ в данном случае очевиден. Игроком. Этого оказалось достаточно.
Как достаточно, наверное, было бы Саньку показать свою татушку со вторым уровнем, чтобы Гореслав поостерегся. Или – нет? На Саньке ведь тоже не было перчаток…
Теперь уже неважно. Дахи и Хрогнир. Первый с самого начала был Саньку другом, а Хрогнир… Как сказал Торд Сниллинг? «Теперь твой отец – Хрогнир-ярл». И ярл кивнул: так и есть. Санёк был человеком из другого времени и другого общества, но он отлично понял, что означали эти слова. Он оценил их вес и испытал немалую гордость: быть сыном ярла…
Прошлого не вернуть. Ни Хрогнира, ни Дахи, ни Лиса, ни Серёгу Кожина. «Но будущее я буду делать сам! – решил Санёк. – И начну с того, что не дам замучить этих смольнян!» Они не заслуживают пыток. И пыток не будет.
– Они умрут в бою, Лапа! В бою со мной. Ты их не тронешь.
– Ты думай, Сандар, когда открываешь рот! – прорычал Медвежья Лапа, нависая над Саньком. – Ты не ярл, чтобы мне указывать! Я поступлю с ними так, как я желаю!
– Нет! – отрезал Санёк. – Нет, Лапа! Я люблю тебя, ты брат мне по хирду, но они умрут в бою. Или в бою умрет один из нас!
– Ты!!! Я порву тебя на части! – брызгая слюной, заорал Медвежья Лапа, привлекая всеобщее внимание. – Они убили моего ярла! Подло! Они будут умирать так, что боги ужаснутся!
– На войне не бывает подлостей, – еще спокойнее, хотя, видит Бог, это было нелегко, проговорил Санёк. – Есть только хитрость. И не они убили нашего ярла. А тот, кто убил, уже мертв, и не в твоих силах ему отомстить.
– Хольмганг! – рявкнул Медвежья Лапа. – Я убью тебя, а потом…
– А сейчас ты уймешься, друг! – Подошедший Кетильфаст опустил ладонь на плечо Лапы. – И перестань орать. Не будет хольмганга. Нас и так слишком мало, и мы – на чужой земле.
– И Сандар – в своем праве, – произнес вставший с другой стороны Торд Сниллинг. – Это он взял кровь убийцы. Если он хочет убить и этих – быть посему!
Медвежья Лапа зыркнул на скальда из-под кудлатых бровей, но возражать не посмел. Кормчий и единственный оставшийся в живых хольд сказали свое слово.
Медвежья Лапа плюнул в лицо пленника. Тот, связанный, утереться не мог. Это сделал Санёк.
– Скажи, – спросил он, присаживаясь напротив здорового смольнянина. – Почему ваш вождь Гореслав напал на нас?
Пленник ответил не сразу. Вернее, не ответил, спросил:
– Откуда ты знаешь его имя?
– Просто знаю, и всё.
– Тогда ты должен знать, почему он вас ненавидит.
– А вот этого я не знаю.
– Зачем? Что это изменит в твоей и нашей судьбе?
– В твоей – ничего. А в моей – может быть.
– Скажи ему, – пробормотал второй, раненый. – Он запретил тому, рыжему, мучить нас. Хочет убить нас сам. В бою. Как и положено на тризне. Ты ведь не их крови, воин, убивший Гореслава? Ты – Словении?
– Да.
– Но ты – с ними.
– Так получилось. Наш ярл не собирался идти сюда. Но мы потерялись в других… мирах. И вышли здесь.
– Из-за Кромки? – спросил здоровый.
– Да, наверное, из-за Кромки. И у нас есть золото. Мы взяли его там. Мы купили бы ваш корабль и заплатили дорого. Если бы ваш вождь не напал.
– Гореслав всегда бил свеев, – проговорил раненый. – Свей вырезали его семью. Жену, детей. Замучили. Ты знаешь, как они могут. С тех пор он убивает любого свея, которого увидит. А убивать он умеет. Умел.
– Это так, – кивнул Санёк. – Но я его убил. А завтра убью вас. Вы оба умрете в бою со мной. Это всё, что я могу сделать.
– Это справедливо, – сказал здоровый.
– И щедро, – добавил раненый. – Но ты еще кое-что можешь для нас сделать.
– Дать вам воды?
– И это – тоже, но я бы хотел услышать о ваших странствиях. Мы уйдем туда, за Кромку. Там эти знания могут пригодиться.
– Что ж, – сказал Санёк. – Я расскажу…
– Пусть встанут вдвоем, – сказал Санёк. – Я не буду драться с калекой. – Раз он для боя негодный, можно просто кишки ему выпустить? – предложил Лысина. – Вдвоем! – Резко произнес Санёк.
– Выбор твой, – негромко сказал Кетильфаст. – Но они оба – хорошие воины. Очень хорошие. Лучшим был только их вождь.
– Я его убил, – напомнил Санёк.
– Пусть сражается! – вмешался Торд Сниллинг. – Он уверен, что победит. И боги его любят.
– Это так, – согласился кормчий. Нет, теперь, после смерти Хрогнира, уже не кормчий, а хёвдинг. Вождь. Но не ярл.
Ярлом станет сын Хрогнира, который остался дома. Когда подрастет. И когда покажет себя. До тех пор Кетильфаст – хёвдинг. Так решили оставшиеся в живых. Девять последних хирдманов Хрогнира-ярла. Теперь – хирдманов Кетильфаста.
Санёк снял доспехи. Дахи рассказывал ему, как бьются на тризне. Шлем – можно. Щит – тоже.
Это был новый щит. Сниллинг лично расписал его внешнюю честь защитными рунами и правильными узорами. Для такого хольмганга, когда поединщики имеют право двигаться, а не просто по очереди рубят друг друга.
Покрутив щит в руке, Санёк вдруг понял, насколько сжился с этим оружием за время вика. А ведь было время, когда он считал такой вот круглый, обтянутый кожей кусок дерева обузой.
Берег был ровным и плоским. И места было довольно. Смольняне – готовы. Оба – голые до пояса. У обоих торсы покрыты множеством ссадин. У одного – еще и глубокая рана на правом боку и ребра сломаны. Раненого кривило набок, повязка алела свежей кровью, но держался он мужественно.
«Ты стал нам почти братом, – сказал ему раненый вчера ночью. – Но биться с тобой мы будем по-настоящему. Боги должны увидеть правду».
Что ж, пусть увидят.
Санёк поглядел на реку. Вон плот, на котором они прошли через две Игровые зоны. Или через два мира, если пользоваться терминологией викингов. Теперь на нем – тела погибших. Наверху – Хрогнир. С оружием и в доспехах. Пониже – Келль, Дахи и Торфи. А прямо на палубе – смольняне. Эти – без оружия, чтобы богам было понятно, кто победил.
Живые смольняне разом подняли вверх щиты и мечи, приветствуя то ли восход, то ли солнечного бога. Раненому это далось нелегко.