Лутошка с такой ослепительной ясностью увидел неминучую гибель, что приготовился заорать в голос. Начал открывать рот…
– Хотя нет, – сказал Сквара. – Пусть на снеговике покажет сперва.
Стрелы, только что летевшие острожанину в грудь, вернулись с полпути, рядком улеглись в тул. Лутошка закрыл рот. Утёрся. Стал подниматься. Получилось не сразу.
– Тебя все, кто в воинском обучении, уже по разу ловили, – пока шли вон, объяснил Ознобиша. – Иные дважды. Чтобы вновь толк был, учитель велел тебе самострел дать.
– Стрелять-то умён? – спросил дикомыт. Фыркнул, глумливо добавил: – Или ты всё вилами больше?
Лутошка хотел ответить, даже посмеяться им в угоду. Его до того трясло, что вместо смеха вышло блеяние, звучавшее всё же больше как плач.
Пещеры назывались Тёмными или Слепыми, потому что выходили на север. Солнце сюда почти не заглядывало. Разве краешком, только летом, в самые долгие дни. Когда по совету зрящих Смуроха привёл стаю в эти вертепы, многие сперва разворчались, особенно суки с детьми. Однако зрящие пристальней вглядывались в мироздание, а вожак знал, кого слушать. Глупые мамки думали только о солнечных лужайках для малышей. Зрящие понимали, что из рек на востоке не просто так ушла рыба и птицы совсем не случайно собрались в косяки задолго до осени. Что-то близилось. Небо утрачивало опору.
Когда это стало окончательно ясно, Смуроха задумал предупредить вожака Бескрылых, своего побратима.
«Я с тобой», – сказала Золотинка. Рыжик спал у неё на спине, в ямке между могучими основаниями крыльев.
Так они и прилетели в каменный дворец, подобный рукотворной горе с уютными жилыми пещерами. У Рыжика там тоже был названый брат. Человеческий щенок с почти такой же огненно-золотой шерстью на голове.
Друзья сразу побежали играть к морю.
Их родители думали, что ещё есть время.
Мама Золотинка позже рассказывала: у людей велись свои зрящие, умевшие внимать голосам Земли и Небес. Едва ли не в тот самый день они тоже явились к царю с предварением о Беде. Они оглядывались на восток.
И тоже думали, что есть ещё время…
«Укройся на севере, праведный царь. Ты должен ехать немедля. Шегардай выглядит безопасным…»
«Шегардай? – обернулся молодой приезжий, стоявший у трона. – Каждый наш дом – твой дом, родич и государь!»
Он казался бледным, лишь скулы так и горели.
Аодх кивнул ему:
«Я велю Аэксинэй собираться. Сам же уеду, когда опустеют улицы Фойрега. Пусть сообщат людям…»
Симураны внезапно насторожились. Выбежали на открытую площадку. Взлетели.
И тут на востоке вспыхнула сразу тысяча солнц…
На южных склонах гор снег до сих пор задерживался с трудом. Там не только сгорели трава и деревья, там исчезла даже земля. Остался голый камень, местами оплавленный. Волна огня, пришедшая с юга, шутя перемахнула хребет. Стая видела, как она смела облака, как за долиной вскипели, обратились в пар ледники… Лишь в Тёмные пещеры жар не проник. Решимость Смурохи сохранила жизнь стае. Тогдашние сосунки выросли и уже понимались между собой, рожали щенков. А Рыжика прочили в вожаки.
На границе предгорий его встретили дозорные. Молодые кобели переняли добычу, тяжеловатую, чтобы тащить одному. Рыжик был хорошим охотником. Он умел снять барана со скальной стены и убить его прежде, чем тот успевал хоть что-то заметить. Симураны разорвали тушу на части, снова взлетели. Рыжик только проглотил печёнку, сердце, желудок – отнести детям.
Он летел, и собственная сила не очень радовала его.
Да, в полёте он умел забираться выше других, но что толку, если он так ни разу и не пробил тучи? Он мог мчаться без устали, измеряя просторы земли, но чему радоваться, если второй брат до сих пор не откликнулся на его зов…
Рыжик обогнул сторожевую скалу. Её вершина в Беду потекла было, но застыла бородами, наплывами. Внизу открылись устья пещер.
Симураны любили раздолье, любили пространные чертоги, вырытые водой в каменной плоти гор. Но хорошо бы по сторонам нашлись пещеры поменьше: спать в тепле, обняв крыльями подругу, чутким телом загородив выход слишком любознательной малышне…
Рыжик вильнул между капельниками самородного зала, ударил крыльями. Погасил разгон, привычно вскочил на узкий карниз. Тьма, непроглядная для человеческих глаз, ему виделась красноватыми сумерками. Из глубокой выемки навстречу обернулись две суки.
Белая Лапушка потянулась вперёд, гортанно заворковала. Из-за неё высунулись дети: бурый с серебром, другая беленькая. Шустрый жарый был не вдруг различим в шерсти бабушки Золотинки.
Дети запищали на разные голоса, полезли к отцу. Смешные, неуклюжие, с нежными начатками крыльев… Рыжик втянул родной запах. Умилённо застонал, вывалил принесённое. Дети запищали громче, вцепились в тёплый полупереваренный ужин.
Голос Золотинки обдал сына строгим теплом:
«Я каждый раз боюсь, что ты расшибёшься…»
Она имела в виду каменную сосульку, наполовину закрывавшую вход. Она говорила так потому, что сама больше не умела летать. Ей и казалось – сыну всё требовался присмотр. Рыжик вздохнул.
«Люди, – сказал он, – устраивают свои жилища поближе к теплу и хорошей охоте. А ещё они умеют обрубать камень…»
«Опять ты за своё».
«Тебе сын Аодх любовь прислал».
Золотинка тяжеловато зашевелилась, села. Её крылья, некогда просторные, стремительные и красивые, жестоко обгорели в Беду. Люди, принявшие Аодха, отогнали смерть от его второй матери. Потом они сплели крепкую сеть и научили других симуранов брать её за углы. Раны зажили, но перепонки больше не могли расправляться. С тех пор не стало бдительней наседки своим и чужим внукам, чем бабушка Золотинка.
Плохо было, по её мнению, то, что сын Рыжик всё время мечтал поселить в пещерах симуранов людей. И симуранов – в людских жилищах. Рыжик закалил себя дальними перелётами, как немногие. Жаль, отказывался понимать, что пути двух племён сойтись никак не могли. Довольно было уже побратимства их семьи с человеческими вожаками.
Щенок, что с него взять.
«Всё ли пригоже у твоего брата? Он взял себе суку?»
«Люди взрослеют иначе, мама. Аодх сейчас ставит на крыло нового малыша своей матери. Ты не поверишь, щенок тоже слышит меня».
«Ты поднимал дитя в небо?»
«Конечно. Он совсем ещё лёгкий. Зато Аодх теперь, наверное, стал тяжелее меня».
«Вот видишь».
«Щенок? – подала голос Лапушка. – Он такой же сын огня, как ты и наш младшенький?»
«Нет. Он похож на второго брата… которого я никак найти не могу».