Определенно, нужен был какой-то знак свыше.… И этот знак не заставил себя ждать.
Через час после конца четвертой стражи нас с Катариной разбудил посланник. Ангел стол у окна спиной к нам и говорил тихим, но сильным голосом:
— Приветствую вас, Марко и Катарина.
— И тебе привет, посланник, — ответил я.
— Тебе я должен сообщить две вести. Одна из тех вестей благая, другая тревожная. Итак, весть первая: тех, что вы зовете наемниками, больше нет, и сокрушив их, вы спасли немало жизней.
— А какая вторая весть? — спросила Катарина.
— Вторая весть, — невозмутимо продолжал ангел, — в древних подземельях бродит зло, готовое оставить подземный мир. Вам нужно победить его любой ценой.
— Ты говоришь про подземные ходы? — спросил я. — Но про какие именно? Куда нам нужно идти?
— У настоятеля спроси. Идите и вершите то, что только вам свершить под силу.
Посланник исчез так же неожиданно, как и появился.
Катарина улыбнулась и положила мне голову на плечо:
— Здорово, что в этот раз нам не придется расставаться.
— Я тоже рад, маленькая, — сказал я и прикоснулся губами к шелковым волосам девушки. — Пойду к настоятелю.
— А я приготовлю тебе самый лучший завтрак, — Катарина поцеловала меня в губы и встала с кровати.
* * *
На улице меня уже ждал настоятель, который, по всей видимости, уже знал о предстоящем разговоре. Отец Борислав пожелал мне доброго утра и жестом пригласил пройтись с ним по монастырскому саду.
— Я знал, что рано или поздно кому-то придется спуститься туда, — начал он, — в эти проклятые подземные ходы. Ты был первым, кто смог пройти по лабиринту и вернуться на поверхность. за все время существования этого монастыря.
— И много было желающих?
— О да, желающих было немало: монахи, чернокнижники, искатели сокровищ. Видишь ли, считается, что там, внизу, спрятана самая древняя библиотека в мире, девять книг, дающих человеку безграничную власть не только на земле, но и не небе.
— Что-то вроде запретного плода, который вкусили Адам и Ева…
— Именно! — воскликнул настоятель, — именно так, Марко! Запретный плод.
— Да… — задумчиво протянул я, — могу представить, сколько искателей хотело вцепиться зубами в этот плод. Но… посланник мне ничего не говорил про это. «Древнее зло бродит по подземельям и скоро может вырваться наружу» — вот все, что сказал ангел.
Настоятель пожал плечами: — Я знаю лишь то, что должен дать тебе карту.
— Кто же мог составить карту, если из подземелий никто не возвращался? — улыбнулся я. — Видать, кто-то все же вышел оттуда.
— Или ее нарисовал тот, кто подземелья строил, — возразил отец Борислав. Вместе с настоятелем мы поднялись в покои и подошли к огромному книжному шкафу.
— Как видишь, — улыбнулся отец Борислав, — и в монастыре есть своя библиотека.
Достав с самой нижней полки какую-то невзрачную книжонку, настоятель жестом пригласил меня сесть за стол.
— Романо-антийский разговорник, — вслух прочитал я название книги.
Отец Борислав улыбнулся и вытащил из разговорника три сложенных листа:
— Вот они, карты.
Я развернул первую карту.
— Это первый уровень лабиринта, — пояснил настоятель, — мы находимся вот тут. Зеленым цветом обозначены выходы на поверхность, которых, если верить карте, всего три. Красные квадратики — это места, где есть вход на второй уровень лабиринта, их девять. Переходов на нижние уровни всегда втрое больше, чем на верхние, следовательно, подняться наверх в три раза сложнее, чем спуститься вниз, он словно заманивает путника все глубже и глубже. Переходы устроены таким образом, что нельзя понять, на какой уровень ты перешел. Вот такая архитектурная ловушка…
Настоятель развернул второй и третий листки: — Больше я ничего не знаю, смотри сам. Ходят слухи, будто есть еще четвертый уровень, так это или нет, никто тебе сказать не сможет.
— А кто же рисовал эти карты? Бумага не такая уж и старая, — спросил я, разглядывая листки.
— А того, кто копировал эти карты, — вздохнул настоятель, — уже лет десять, как лабиринт к себе прибрал. Вы-то когда идти собираетесь?
— А сейчас и пойдем, покушаем как следует, кое-что с собой прихватим и пойдем.
— Ну, дай Бог, чтобы вы и на этот раз вернулись с победой. Бери карты и вот тебе ещё полезная штука, — настоятель протянул мне коробку с мелками, — на стенах пометки делать будете.
— Совсем как в антийских легендах, — улыбнулся я, — нить Ариадны.
— Ну, нить не нить, а вдруг поможет?
* * *
Если взглянуть на вещи объективно, готовила Катарина не так хорошо, как темнокожая супруга Василиса, но, друзья мои, как она старалась! Старалась не для того, чтобы самой насладиться вкусом блюда, и не затем, чтобы потешить свое Эго, переплюнув Арию! Она делала это для меня, и завтрак получился невероятно вкусным.
Да и разве может быть не вкусным завтрак, приготовленный только для вас? Завтрак, в который вложила всю душу та, кто любит вас больше всего на свете, любит всем своим сердцем, без остатка, любит не из-за бурлящих в крови гормонов, и не по вине заложенного в генах инстинкта, но по собственному сознательному выбору. Так может любить лишь человек, добровольно принесший вам в жертву всего себя, вместе со своим эгоизмом и гордостью. Человек, для которого один взгляд, одна улыбка и одно слово — награда, за которую можно, не торгуясь, расплатиться своей жизнью.
— Ну как тебе? — спросила Катарина.
— Потрясающе, — ответил ей я с набитым ртом, — у тебя получилось приготовить действительно лучший завтрак. Ты просто молодчина.
Услышав похвалу в свой адрес, моя спутница заулыбалась и даже слегка покраснела.
К костру подошли Василис и Ариа, которые только что узнали о нашем уходе.
— Моей жене под землей точно делать нечего, но уж меня-то, я полагаю, возьмете с собой?
Я отрицательно покачал головой: — На этот раз, мой друг, мы никого не возьмем. Это только наша битва, уж не обессудь.
— Что, опять особые указания от ангела? — улыбнулась Ариа.
— Вроде того, — вздохнул я.
— Ну, раз так, то я вам еды соберу в дорогу, и не думайте даже спорить.
— Да кто же спорит, дюймовочка, от еды мы не откажемся. Правда, Марко?
Я кивнул:
— Правда, маленькая.
Ариа топнула ногой и театрально надулась: — Перестань уже называть меня дюймовочкой! Вот возьму и надеру тебе задницу, когда вернетесь.
— Ладно, — улыбнулась Катарина, — когда вернемся, надерешь.