От этого страшного недуга, от гемофилии, скончались брат императрицы Александры Федоровны Фридрих, ее дядя Леопольд и четырехлетний племянник Генрих. Несчастная мать думала только об одном – как сохранить единственного сына, продолжателя династии, наследника русского престола.
Между приступами болезни ребенок возвращался к жизни, забывал страдания и принимался за игры. Каждый раз, когда императрица видела его смеющимся и радостным, слышала веселый смех, она говорила себе:
– Господь услышал мою молитву и наконец сжалился над ребенком.
Но болезнь возвращалась снова и снова. Надежда таяла. Николай II, ответственный и дисциплинированный, неукоснительно исполнял свои обязанности, к тому же дела еще и позволяли немного отвлечься от родительского горя. А вот душу императрицы наполнило бесконечное отчаяние.
«Смерть следовала за ним по пятам, готовая поймать в свои когтистые лапы, – вспоминал Пьер Жильяр. – Но мать должна бороться! И любой ценой спасти его! За советом обращались ко всем врачам, но каждый раз лечение оказывалось бесполезным. Когда несчастная мать поняла, что люди бессильны ей помочь, она обратилась к Богу. Только он может сотворить чудо! Поэтому она должна заслужить его вмешательство. Она и по натуре-то была набожна, а теперь окунулась в православие со всем пылом».
Высокий и крепкий матрос получил приказание неотступно следовать за цесаревичем Алексеем и носить его на руках во всех случаях, когда мальчику предстояло оставаться продолжительное время на ногах.
«Я много раз видел императрицу на православных церковных службах, на которых паства должна стоять от начала до конца, – писал генерал Мосолов. – Она стояла совершенно прямо и неподвижно – «как свеча», по словам одного крестьянина, видевшего ее в то время. Ее лицо совершенно преображалось, и было ясно, что молитвы для нее – не простая формальность».
Императрица не пожелала покориться судьбе. Понять отношение императрицы к Распутину можно только через призму ее глубокой набожности. Она была мистиком, это позволяло надеяться на чудо.
«Она долгие часы простаивала на коленях на молитве, – рассказывал заместитель министра внутренних дел России Владимир Иосифович Гурко, – прониклась глубокой верой в почитаемых православной церковью святых. Она усердно ставит свечи перед их изображениями и, наконец, это самое главное, – проникается верой в «божьих людей» – отшельников, схимников, юродивых и прорицателей».
– Моему уму и сердцу, – говорила царица, – подобные люди говорят гораздо больше, нежели приезжающие ко мне в дорогих шелковых рясах архипастыри церкви. Когда я вижу входящего ко мне митрополита, шуршащего своей шелковой рясой, я себя спрашиваю: какая же разница между ним и великосветскими нарядными дамами?
В 1913 году одна из фрейлин императрицы рассказывала, что присутствовала во время сильнейшего припадка гемофилии, когда врачи были бессильны остановить кровотечение. Пришел Распутин, пробыл некоторое время у постели больного, и кровь остановилась…
Мать уцепилась за надежду, которую подавал Распутин, как утопающий хватается за руку, которую ему протягивают. Несколько раз цесаревичу Алексею становилось легче в момент его появления. Что же удивляться, если за семейным столом наследник престола спросил отца:
– Правда ли, что Григорий Ефимович – святой человек?
Из-за болезни цесаревича жизнь при дворе сделалась строгой, если не сказать суровой. Праздники устраивались все реже. А столичная элита жаждала наслаждений.
«Я хорошо помню трудности, с которыми сталкивались молодые офицеры на дворцовой службе, – рассказывал генерал Мосолов. – Помимо обычного кителя им приходилось надевать высокие сапоги и лосины… Важно было добиться, чтобы на лосинах не было ни одной морщинки. Для этого их смачивали, натирали мылом и затем натягивали на голое тело. Эта операция требовала участия двух дюжих солдат… Приходилось ли вам видеть мельника, утрясающего муку в мешок? Этим и занимались наши солдаты – они в буквальном смысле слова втряхивали офицера в лосины.
Идеальный придворный должен был иметь не слишком толстые и не слишком худые ноги, штаны-то были только до колен. На дамах – придворные платья с большим декольте. В то время не было моды на бронзовый загар, и там, где коже полагалось быть белой, она была белой как мрамор».
Бал следовал за балом. Французское шампанское во льду. Пирожное и птифуры, фрукты и другие деликатесы. А за окнами замерзшая Нева. Сказка, вспоминали потом царедворцы. А императрице было не до развлечений, не до балов и празднеств.
«Будучи болезненно застенчивой, – замечал современник, – она не любила светских бесед и не владела этим тонким искусством. Отсюда пошли слухи о ее высокомерии. Александра Федоровна оказалась почти совсем без друзей, и каждое личное унижение императрицы вызывало ликование светского общества.
Сдержанность, которую очень многие принимали за высокомерие, была результатом природной робости, маской, скрывающей ее чувствительную душу. Ее открытая и порывистая натура вошла в противоречие с холодными условностями двора. Ее природная гордость была уязвлена».
Императорская семья постепенно привыкла жить в изоляции от двора, в своей скорлупе. Все мысли – о больном сыне. Каждый приступ мог стать роковым. Юный Алексей находился между жизнью и смертью. Мать истово молилась. Но молитвы не приносили спасения. Чудо не совершалось. Казалось, весь мир ополчился на нее.
«И тут до слуха императрицы, – писал Владимир Николаевич Коковцов, министр финансов, а затем и глава правительства, – доходит весть о «старце», который умеет молиться, как никто, который говорит не так, как все, у которого своя вера, не такая, как у всех нас. Говорили даже, что знают случаи, когда его молитва останавливала болезнь, казавшуюся смертельной».
Когда император впервые увидел Григория Ефимовича Распутина, то записал в дневнике: «Повстречались с Божьим человеком Григорием, родом из Тобольской губернии».
Важно отметить, что он появился не сам по себе, не вошел с улицы. Привел Распутина во дворец духовник Николая II и Александры Федоровны ректор Санкт-Петербургской духовной академии епископ Феофан. Он восторгался Распутиным:
– Есть еще Божьи люди на свете. Не оскудела Русская земля преподобными. Посылает Господь утешенье людям, время от времени воздвигая им праведных мужей. Вот ими-то и держится еще святая Русь.
Кто такой Распутин? Вот вопрос, на который ответа ищут уже добрых сто лет.
Старец, наделенный чудодейственной силой? Юродивый – из тех, кто так почитался на Руси? Чудотворец, способный спасти от неизлечимой болезни? Или же талантливый авантюрист и пройдоха, водивший за нос пол-Петербурга?
Над Николаем и Александрой издеваются вот уже столетие: как же они могли поверить Распутину?
Но такова была традиция в императорской семье – больше верили странникам, подвижникам, святым старцам, а не официальной церкви. К тому же Распутин был из деревни, простой человек из «настоящей России», что имело значение при дворе.