Если она стала взрослее, то почему сейчас держит в руке чашку, к которой прикасался Гильс, не в силах поставить ее в раковину, чтобы вымыть вместе с остальной посудой?
«Вот в комнату к себе утащи и под подушку спрячь. Совсем с ума сошла, идиотка!» – отругала себя Влада, сердито открывая кран с водой на полную катушку и щедро поливая гору посуды моющим средством от концерна Клоповых «Слезы домового».
– Ты на меня злишься? – раздался рядом голос Дини Ливченко. Домовой угощался сгущенкой прямо из банки, облизывая ложку. – Просто Гильс на лето остается в Москве, и он не мог допустить, чтобы ты куда-то умотала.
– Ты, Диня, редкий экземпляр, – задумчиво ответила Влада, не оборачиваясь к домовому. – Редкий и вредный. Я тебя спасла, а ты, значит, вот со мной как… Против меня работаешь.
– Нет-нет! – Домовой даже поперхнулся сгущенкой. – Ты просто мало понимаешь сущность нечисти. Я не против тебя, просто я за себя. Ты же меня уже не выгонишь из дома, верно? А я должен наладить максимум полезных связей, раз уж тут пожизненно. Мурановы – тоже полезные знакомые. Ты хоть представляла, каково это, если тебя запрут в этом доме до конца твоих дней?
Вообще-то Влада даже не задумывалась об этом. С трудом ей пришлось признать, что это действительно ужасно, и, наверное, Диню в чем-то можно понять.
– Знаешь, с твоим приглашением на бал я все-таки не совсем уж гад, – вздохнул Диня. – Я просто полетать хотел, чесслово. Парить над землей, высоко-о-о…
– А почему Ац меня сам не пригласил? – подумав, уже почти миролюбиво поинтересовалась Влада.
– Так ведь Канва, домовое право, – Диня махнул ручкой. – Он же нечисть, а ты человек, да еще с предками-светляками. Не помню уже, какой-то ковырнадцатый пункт… Ему без посредников никак. Так что Ацу передать, если Алекс его вытащит из полиции?
– Передай – о’кей, – ответила Влада, разглядывая на черном боку той самой чашки отражение разгромленной кухни и окно, в котором острый полумесяц двумя коготками царапал васильковое сумеречное небо.
Сессия началась в полдень четверга, и первым ждал самый тяжелый экзамен по Канве.
Влада приехала в Универ с раннего утра и топталась у расписания экзаменов в бестолковой и перепуганной студенческой массе, рассеянно отвечая на полные паники вопросы. По вестибюлю с ведрами и тряпками носился Тетьзин, с ворчанием отмывая статую основателя Носферона Якова Брюса, заплеванную Буяном Бухтояровичем с ног до головы.
На Тетьзина вопил Буян Бухтоярович, и его крики «Негоже бередить исконную пылюку» – очень музыкально сочетались с фирменным ворчанием убормонстра.
Завхозу Фобосу Карловичу было не до них: балансируя на стремянке, он старательно вывешивал на информационном стенде приказы о выговорах Бертилову и Ацкому, расписание тренировок спортивных команд, а также списки студентов с распределением на летние работы. Влада отыскала фамилию Муранова напротив поездки в Норвегию на тренировки предстоящих вампирских боев, а вот Бертилова не нашлось нигде – тролль явно не горел желанием чем-либо заниматься летом. Фамилия «Огнева» напротив строчки «волонтеры в Департамент Нечисти», к счастью, не была одинокой. Рядом вписались Ацкий, Колыванов, Герман Готти и… Федор Горяев.
«Доконал все-таки Федька Алекса», – посмеиваясь, подумала Влада. Лето обещало быть нескучным и полным приключений.
А еще этим утром она четко осознала, что слухи хоть и отвратительная штука, но управляемая и предсказуемая в умелых руках. Вестибюль встретил появление Ацкого бурными аплодисментами, валькер до сих пор купался в лучах славы и рассказывал историю своего вызволения из полиции не успевшим услышать ее третьекурсницам.
– Вся полиция стояла на ушах! – громко протрубил валькер в сложенные трубочкой ладони на весь вестибюль. – Эй, Клоповник, печатай свои футболки!
Муся, которая вертелась около Фобоса и пыталась наклеить на доску вместе с приказами рекламу шпаргалок новой хитрой системы, презрительно фыркнула.
– Вот больше мне делать нечего, – ворчала домовиха. – И так убытки пришлось нести. Перебили мне тренд, два глупых барана…
Муся злилась не напрасно. Выходка двух обормотов подняла их на вершины рейтинга хулиганов Универа. Концерн Клоповых терпел убытки – значки, маечки и прочая дребедень с трендом «Люби как Влада» вышли огромными партиями, но теперь народ не хотел носить быстро потерявшие актуальность вещи. Поэтому концерну пришлось в спешке изготавливать новые партии товара, а Муся готова была рвать на себе волосы, проклиная валькера и тролля, от которых весь Универ был в полном восторге. Побывав в полиции, оба заработали в Универе нездоровую популярность. Народ пестрел их рожами на значках и майках, причем только Тановская с Йоргом нацепили футболки с надписью: «Гильс, пожалей Огневу!», а на остальных уже ярко красовалось спешно напечатанное: «Ац&Берт на Арбате!»
– Приветик, Огнева, – раздался позади нее веселый знакомый голос. – Как дела, писательница-волонтерша?
Влада повернулась вполоборота, но тут же уткнула нос в раскрытый конспект, сделав вид, что внимательно его изучает.
– Я тебя больше не знаю, Муранов, – отрезала она, даже не обернувшись. – Не знала, не знаю и знать не хочу. Можешь катиться со своими подколками и реверсивной психологией.
– Прекрасно, – похвалил ее вампир. – Вот такая ты мне нравишься. А то «люблю, без тебя не могу-у-у»…
Гильс метнулся в сторону в ту долю миллисекунды, когда Влада разворачивалась, занося для хлесткого удара конспект. Теперь же он смеялся, стоя поодаль.
– Что вы тут толпитесь, уже запускают на экзамены! – визгливо прикрикнула на всех Лина Кимовна, пробегая по вестибюлю с огромной кипой бумаги.
Толпа, наступая друг дружке на ноги, поплыла в аудиторию, которая пульсировала страхом и пахла валерьянкой. Герка грыз ногти, у Лизы Маркиной нервно дергалась коленка, и Йорг ныл, чтобы она села подальше и не раздражала его трясущейся партой. Сам гоблин беспрерывно что-то жевал, двигая острыми челюстями, и глазки его воровато бегали по сторонам.
Единственный, кто был спокоен в аудитории, – это солнце, весеннее и радостное, которое играло в пространстве огромных окон, бросало яркие дорожки на столы и плясало в толстых стеклах очков перепуганного Марика Уткина. Солнцу были нипочем и экзамены, и нервные невыспавшиеся физиономии студентов Темного Универа, и судорожные вздохи не выучивших как следует Канву кикимор.
За преподавательским столом аудиторию внимательно мерил глазами Горан Горанович. Замректора сегодня даже сменил свою любимую меховую жилетку и зеленую рубашку на строгий черный костюм, и только чуточку прищуренные веселые глаза напоминали прежнего декана троллей. Рядом с ним нервничала Лина Кимовна, Ада Фурьевна посматривала на часы, поджав тонкие змеиные губы.