На новом этапе жизни Гарольд быстрее взрослел и набирался опыта. Прежде он не чувствовал такого груза ответственности, полагаясь на решения отца, позволяя себе порой слабости. Но теперь ему нужно было стать сильным и самостоятельным. У него начинал формироваться мужской характер – независимый и благородный.
Но то, что было его силой, в иных ситуациях оборачивалось слабостью. И юная Стивен инстинктивно нащупала это, постепенно пытаясь контролировать старшего друга и оттачивая на нем мелкие женские хитрости. Она училась кокетничать и находить силу в нежности и видимой слабости. А он испытывал искреннее удовольствие, уступая ей, нарушая порой собственные планы ради того, чтобы побаловать свою очаровательную маленькую подружку.
Порой Гарольду приходилось нелегко, когда он исполнял прихоти Стивен, а потом прилагал усилия, чтобы исправить последствия. Мало-помалу уверенность Стивен в друге росла, он стал для нее естественной частью жизни, опорой и источником радости. Она безоговорочно верила в его преданность. И чем старше она становилась, тем крепче была ее уверенность.
Семья Норманнов по традиции заботилась о старинной церкви св. Стефана, местном приходском храме. Там, в пределах современных стен, а также древних, оставшихся частично от прежнего здания, перестроенного сэром Стивеном, знаменосцем короля Генриха VI, были похоронены все представители династии владельцев Норманстенда. Прямая семейная линия шла от первого сэра Стивена, записанного в «Книгу Страшного суда» – древнейший регистр землевладений и прочих хозяйств Британии. На церковном дворе, поближе к храму, хоронили родственников Норманнов, скончавшихся в Норчестере. Некоторые покойные удостоились особой чести быть погребенными рядом с алтарем. Внутри церкви хранились записи обо всех членах семьи Норманнов. Сквайр регулярно посещал храм и приводил с собой дочку. Одним из первых ее воспоминаний было – как она стоит на коленях рядом с отцом, а он держит ее за руку, свободной ладонью отирая слезы с глаз. Они были перед великолепным скульптурным надгробием из белого мрамора. Стивен на всю жизнь запомнила слова, сказанные тогда ее отцом: «Не забывай, дитя мое, в этом священном месте покоится твоя матушка. Когда меня не станет, а тебе понадобится утешение в беде, приходи сюда. Побудь здесь одна, открой свое сердце. Без страха и колебаний проси помощи у Бога здесь, у могилы твоей матери!»
Девочку поразила тогда серьезность отца, и она, действительно, хранила его слова глубоко в сердце. Вот уже семь столетий дети семьи Норманн приходили сюда со своими родителями, чтобы услышать нечто подобное. Это стало чем-то вроде семейного ритуала, который каждый раз, в той или другой степени, производил впечатление на юного наследника.
Когда Гарольд посещал Норманстенд еще при жизни своего отца, ему нередко доводилось бывать в этой фамильной церкви, и она ему очень нравилась. Он восхищался атмосферой древности, торжественной обстановкой и наглядной памятью прошлого. И любовь к этому месту стала еще одной ниточкой, связывавшей их с юной Стивен.
Однажды они вдвоем пришли к церкви и обнаружили дверь крипты открытой. Стивен, конечно, захотела войти, но у них не было с собой фонаря, а внутри царила тьма. Молодые люди договорились вернуться утром, захватив с собой свечи, чтобы исследовать загадочное помещение. И они осуществили этот план. Стивен в восторге заглянула в глубину и не удержалась от вопроса:
– А ты не боишься входить в крипту?
– Ничуть! В церкви, где служил мой отец, тоже была крипта, и я несколько раз посещал ее, – ответил Гарольд, невольно вспомнив, как это было в последний раз.
Воспоминания нахлынули волной: мелькающие на стенах тени от множества свечей, звук шагов тех, кто нес массивный дубовый гроб, узкую дверь в подземелье… А потом все это стихло и растаяло, и некоторое время он оставался один перед могилой своего горячо любимого отца. Сердце его разрывалось от боли, а потом он почувствовал, как на плечо опустилась теплая рука сквайра Норманна.
Юноша чуть помедлил, а потом отступил.
– Почему ты не идешь? – удивилась Стивен.
Ему не хотелось объяснять. Казалось, это будет неуместно. Он часто рассказывал подруге о своем отце, и она всегда была добрым слушателем, но здесь, у входа в мрачный склеп, он не желал ранить ее своим горем, не хотел передавать ей свои мрачные воспоминания, чтобы навсегда не связать их с этим особенным для нее местом. А пока Гарольд колебался, ему в голову вдруг пришла мысль, что несколько лишних мгновений дают возможность преодолеть боль и страх.
В этой крипте была похоронена мать Стивен, и если они войдут, девочка увидит ее надгробие – как он видел могилу своего отца. Это смутило его, он уже не считал посещение крипты удачной идеей. Та далекая крипта, в Карстоне, запомнилась ему как мрачные покои смерти. Теперь воображение оживило детскую память, и Гарольд вздрогнул, тревожась больше за Стивен, чем за себя. Он не хотел, чтобы она страдала. Как ужасно столкнуться лицом к лицу со смертью! Он припоминал, сколько раз просыпался в ужасе по ночам, представляя, как отец лежит один, в холодном, темном, покрытом пылью склепе, в гробовой тишине, во мраке, который не может рассеять ни один лучик надежды или любви! Совсем одинокий, оставленный всеми, хотя одно сердце продолжало стонать от боли и тоски по нему. Гарольд готов был на все, чтобы уберечь Стивен от подобных кошмаров. Однако он не находил повода, чтобы отказаться теперь от посещения крипты.
Гарольд задул свечу и запер замок, а потом вытащил ключ и положил его в карман.
– Пойдем, Стивен, – сказал он решительно, – давай погуляем где-нибудь в другом месте. Не стоит посещать крипту сегодня.
– Почему? – Стивен надула губки и слегка порозовела от досады.
Властная маленькая леди не желала так легко отказаться от задуманного. Она со вчерашнего дня обдумывала это приключение, а теперь все оборачивалось разочарованием, и Гарольд даже не желал дать ей объяснение. Ей не приходило в голову, что он испугался, это было бы нелепо. Но она искренне недоумевала, а загадки Стивен терпеть не могла. Ее любопытство, гордость, привычка делать по-своему… все протестовало.
– Почему нет? – настойчиво повторила она.
– Есть весьма серьезная причина, Стивен, – мягко произнес Гарольд. – Не спрашивай меня о ней, я не смогу сказать. Но поверь, я прав. Ты ведь знаешь, дорогая, я не стал бы огорчать тебя понапрасну! Я понимаю, что тебе очень хочется этого, но нам лучше не ходить туда сегодня.
Вот теперь Стивен по-настоящему рассердилась. Она умела прислушиваться к разумным доводам, но принять нечто вслепую – это противоречило ее натуре, не говоря уже о том, что в ее возрасте всем бывает трудно принимать отказ. Она уже готова была разразиться гневной отповедью, но взглянула на твердо сжатые губы Гарольда, заметила решимость на его лице и внезапно признала необходимость отступить.
– Хорошо, Гарольд, – коротко ответила она.
Однако в глубине души она сохранила твердое намерение посетить крипту при удачном стечении обстоятельств. От своих желаний Стивен отказываться не привыкла.