— Я знаю, чем заканчивают авторитеты…
Александр Петрович отвернулся.
— Извини. Не хотел напоминать.
— Да ничего, я уже смирился. — Володя резко поднялся и стал стаскивать с себя одежду. Стесняться было некого, потому не оставил даже трусов. Разбежался и сиганул в воду, вынырнул метрах в десяти от берега и быстрым кролем поплыл на другую сторону.
Вволю наплававшись, он выбрался на берег и поспешно натянул одежду прямо на мокрое тело — комары тут звери, голышом не очень-то побегаешь.
— Ты бы хотел встретиться со своими? — Вдруг поинтересовался Александр Петрович.
Володя на миг замер, потом покачал головой.
— Нет. Пусть считают, что я умер — им ведь сообщили о моей болезни. Прощаться всегда тяжело.
Александр Петрович снова появился в больнице через две недели. За это время меня отмыли и откормили, хотя лечением как таковым не занимались. Держали как в санатории и все.
— Пойдем, — с порога позвал он. Удивленный таким приглашением, я поспешил за ним. Мой спаситель отвел меня в какой-то кабинет, раскрыл дверь и попросил посмотреть. Я осторожно выглянул. В холле перед лестницей, нервно теребя платок, сидела какая-то женщина в бежевом брючном костюме. Рядом с ней стоял мужчина в пиджаке и брюках от разных костюмов. Он пытался как-то успокоить женщину, но сам нервничал не меньше. Ещё один мужчина, гораздо спокойнее этой парочки, наблюдал за ними со стороны. Тут в коридоре показалась медсестра, ведущая за руку Милку, та, в свою очередь, тащила на буксире Короля. За эти две недели они не расставались ни на минуту: где Милка — там и Король. Исключение разве что девчушка или малец мотались со мной, когда я гулял по больнице, либо по территории.
Медсестра вывела детей в холл и тут же ушла, повинуясь жесту спокойного мужчины. Женщина же, при виде ребят, вскрикнула и кинулась к Милке. Опустилась перед ней на колени, вглядываясь в ее лицо. Милка испуганно спряталась за Короля, который выступил вперед, загораживая подругу. Я чуть улыбнулся.
— Леночка, — прошептала женщина. — Ты не помнишь меня? — Она вдруг опустилась на пол и разрыдалась. Мужчина, не обращая внимания на грязный пол, сел рядом. — Прости меня! Прости! — Она подалась вперед и сгребла девочку в охапку. — Я твоя мама, Лена.
Я вопросительно глянул на Александра Петровича.
— Тяжело пришлось, — вздохнул он. — Отпечатки рассылали во все города. В конце концов, вышли на случай двухгодичной давности. На вокзале потерялась девочка трёх лет, следов отыскать не удалось. Проверили, вроде все совпадало, эти вот олухи и правда два года назад приезжали сюда. Мать на две минуты оставила дочь без присмотра, повернулась, ее нет. То ли сама ушла, глупая ведь, то ли кто увел, но почему-то бросил, сейчас уже не узнаешь. Наш сотрудник на всякий случай побывал у них дома, посмотрел на фотографии, снял отпечатки пальцев — родители в комнате не убирались, до конца надеялись, что дочь найдется. Потом сравнили с отпечатками девочки.
Милка… нет, теперь уже Лена, плакала на плече у матери, при этом не отпуская руки Короля, который неловко топтался рядом, не зная, что делать. Ленку же словно прорвало, она, захлебываясь, принялась рассказывать о своей жизни, как ее нашел Гвоздь, как рассказывал сказки, как они удирали от милиции и как попрошайничали. Улыбка женщины в этот момент превратилось в жалкую гримасу. Она всхлипнула, но каким-то образом сдержала себя и не заплакала.
— Теперь все хорошо, доченька. Теперь все будет хорошо. Мы заберем тебя домой.
Милка… Ленка отстранилась.
— Нет. Я без Короля не пойду! И Шкета! Он защищал меня!
— Короля? — Женщина беспомощно взглянула на мужчину.
— Вот он. — Ленка вытолкала вперед друга. — А Шкет в палате лежит. Я сейчас…
— Похоже, мне надо будет вмешаться, — поднялся Александр Петрович. — Или хочешь к ним в семью?
На миг у меня захватило дух. До слез захотелось, чтобы меня снова обняла мама, чтобы, если я заболею, она сидела у моей постели и поила горячим молоком с маслом. Огромным усилием воли я мотнул головой.
— Нет.
Как-то отстраненно я наблюдал за разговором Александра Петровича и семейной пары. Женщина, при этом, так и не отпустила руки дочери, так сжав ее ладонь, что та побелела. Я видел, что Милке больно, но девочка даже не пискнула.
Я отвернулся. Потом тихонечко, чтобы никто не видел, вышел из кабинета и вернулся в палату. Александр Петрович появился спустя тридцать минут и сел рядом. Я от стены не повернулся.
— Они берут и вашего Короля. Кажется, мама не решилась спорить с дочерью.
— Хорошо.
— Лена плакала. Хотела с тобой попрощаться, когда я объяснил, что ты не можешь поехать с ними.
— Трое — это было бы уже слишком. Спасибо.
— За что? Я держу свое слово. А сейчас собирайся.
— Собираться? — Я приподнялся с кровати и обернулся.
— А ты что, собрался вечно в больнице жить? Поедем смотреть, как остальные из вашей компании устроились.
Остальные… Оказалось, что Александр Петрович приготовил одежду, которую тут же на меня и надел. Потом мы ехали на машине по области и остановились недалеко от какого-то деревенского дома. Сквозь тонированные окна нас видно не было, а опущенное стекло у водителя давало возможность слышать все, что происходит на улице. Вот в доме скрипнула дверь и на крыльце показался Валерка. Я с трудом узнал его: чистый, в аккуратной одежде.
Грохоча ведром, он прошел к колодцу и быстро закрутил ворот. Наполнил свое ведро и понес в дом. На крыльцо выскочила какая-то девчонка.
— Ты чего, Маш? — удивился Валерка.
Машка??? Эта девчонка та самая Машка, вечно ходившая в рваном платье и дырявых колготках?
Девчонка молча сунула Валерке еще одно ведро и подхватила полное.
— Да донесу я, — возмутился Валерка.
— Дуй с этим, а полное я и сама отнесу.
Из дома кто-то позвал Машку по имени.
— Иду, мама Люба!
— Мама Люба? — я повернулся к Александру Петровичу.
— Любовь Николаевна Орлова. Недавно похоронила мужа, а сын погиб в Афганистане. Хотела усыновить каких-нибудь сирот, но ей не позволили. Одинокая женщина, не молода… Нам удалось решить проблему. Я полагаю, что это в любом случае лучше, чем детдом или улица. Ребятам здесь нравится. Да, честно говоря, я бы и сам не прочь, чтобы меня так усыновили. Чистый воздух, здоровые продукты. Хотя и труд тут тяжелый, но ребят не пугает. Хочешь зайти в гости? Они будут рады.
Я опять покачал головой.