Вполне соответствующие желания для такого, как я.
Мы дошли до края обгорелой земли незадолго до того, как увидели дом. Учитывая, что дом стоял на холме, можете себе представить, какую площадь выжгла Энаита в своем припадке ярости. Мы шли, и под ногами хрустели головешки и пепел, оставшиеся от деревьев. Местами их покрыло тонким слоем снега, но не настолько, чтобы скрыть картину разрушений. Черную обгорелую землю лишь местами укрыло белыми полосами, будто дорожками кокаина на огромном черном плакате. Мы шли через этот круг смерти, и пилигримы расходились в стороны, отставая. Я не мог удержаться от мысли о другом великом марше смерти в истории человечества — Батаанской Дороге Слез. Холод, безжизненная местность, лица людей, которых мы привели сюда, — все заставляло меня скатываться в безнадежность. Уверен, Сэм еще больше меня переживал, видя эти лица, поскольку десятки этих людей лично привел в этот мир.
Мы добрались до дома, быстро осмотрели его, но все было так же, как в тот раз, когда я его покинул, пусто, как сердце сборщика налогов. У окон, выбитых во время удара Энаиты, начали скапливаться кучки снега, которые таяли на глазах. Найдя все необходимое, мы принялись за работу, внутри и снаружи, копаясь на холоде, будто средневековые крестьяне, копая, рубя и завязывая узлы. По большей части, копая. Иногда прерывались, чтобы попить воды, скорее ради того, чтобы прерваться, чем от реальной потребности в отдыхе. Сэм был прав — пилигримы были крепкими людьми, мрачная сосредоточенность охватила практически всех. Лишь поведение Эда Уокера все так же было для меня загадкой. Он делал свою часть работы, но выглядел так, будто мыслями был где-то еще. Но где? Это меня беспокоило. Он слышал наш разговор ночью, когда мы думали, что остались одни, слышал достаточно, чтобы начать гневно требовать ответов. Явно ими не удовлетворился, но, говоря по правде, я и сам бы ими не удовлетворился. План был совершенно отчаянный, если сказать мягко. Уокер неохотно согласился со мной, но старался не встречаться со мной взглядом, что лишь добавило мне ощущения того, что все это слишком ненадежно, чтобы сработать, слишком безумно. И это для меня, человека, придумывающего безумные планы с той же легкостью, с какой облака проливаются дождем.
Наконец, где-то за час до заката, мы сделали все, что смогли. Сэм подозвал Эда, Натали Вэн и ее заместителя, Фарбера.
— Пора, — сказал Сэм. — Уводите людей отсюда. Чтобы все, кто не участвует в бою, ушли как можно дальше в течение получаса.
— Полчаса, — сказал Фарбер. — Ну, наверное, надо бы сверить часы.
Мы уставились на него.
— Шутка, — смущенно сказал он. — Поскольку у нас здесь нет часов.
— Я был в Аду, на самом деле, — сказал я. — И знаете что? Лучшими комиками там были немцы.
Он с деланным возмущением поглядел на меня, и я улыбнулся. Недолго, всего пара секунд нормальных человеческих чувств. Надеюсь, не последних в моей жизни.
— Значит, все готово? — спросил я.
— Похоже на то, — ответил Сэм, оглядевшись.
— Бог вас любит, — сказал я Вэн и пилигримам. — И, надеюсь, всех нас. А теперь уходите отсюда.
Они пошли прочь, по снегу и черному пеплу, а мы отправили Уокера и добровольцев на позиции. Проведя последнюю проверку, Сэм, Клэренс и я вошли в дом. Я дал Сэму открыть Ящик Мекки, что он сделал лишь после того, как надел ярко сверкающую Перчатку Бога. Вид был такой, будто его рука ниже запястья превратилась в одну огромную искру, но я знал, что по сравнению с тем, что может выдать Энаита, это не более чем свечка на торте и что мы все равно не осмелимся применить ее против нее.
— Думаю, куб готов, — сказал Сэм. — Но она могла заметить, что я переключил каналы, если ты понимаешь, о чем я, так что давай быстрее.
Я так и сделал. Вышел на связь и сказал всего одно слово. «Пора». Вот и все.
После этого Сэм повесил трубку космического телефона и вернул настройки к первоначальным, «горячей линии» с Энаитой, Ангелом Дождя и богиней нашей погибели. И открыл канал связи. Я прижал палец к губам, мы отползли чуть назад, а потом принялись разговаривать в голос, делая вид, что не знаем, что наши голоса прямиком отправляются на Небеса, к нашему злейшему врагу.
Результата не пришлось ждать долго.
У меня щелкнуло в ушах, будто прошел скачок давления. Будто по ушам одновременно ударили ладонями, сложенными чашкой. Я глянул на Сэма. Он кивнул и быстро подошел к кубу, снова перенастраивая его. Говорить уже не было нужды. Давление нарастало, появился характерный резкий запах озона, я почувствовал, как на волосах затрещало электричество. Сделав глубокий вдох, мы вышли наружу.
Она стояла там, среди снежных вихрей, от которых черно-белый фон стал похож на мерцание помех на экране телевизора, принимающего лишь шум, оставшийся после Большого Взрыва. Никакого стекла и керамики — она выглядела, будто сойдя с античной картины, Гера или Минерва, просто сошедшая с фрески в мир людей, больше, чем в обычной жизни, огромная и потрясающе красивая. У нее на поводках были две кошки, крохотные, по сравнению с тем, какими я их видел в прошлый раз, не львы, на этот раз, а нечто длинноухое и коричневое. Если бы не рост Энаиты, больше двух метров, и сверкающие, колеблющиеся одежды на ней, состоящие из света, а не ткани, она вполне бы сошла за богатую и прекрасную артистку, выгуливающую экзотических домашних любимцев. Правда, мы были не в Беверли-Хиллз, а на краю совершенно иного мира.
— Долориэль.
В ее голосе были сладость, любовь и сожаление. Гнев, который звучал во время нашей прошлой встречи, бесследно исчез.
— Почему ты со мной сражаешься? Почему просто не сделаешь того, что тебе сказали?
Она повернулась к Сэму.
— Все, что должен был сделать твой друг, — привести тебя, и мы проявили бы милосердие.
— Мы? — спросил Сэм. — Ты имеешь в виду себя и того, кем делала вид, что была?
Она почти что удивилась.
— Делала вид? Ты имеешь в виду маскировку, которую я использовала, чтобы призвать тебя? Никакого вида, только секретность. Разве я не сделала того, что говорила? Разве этот мир не прекрасен? Разве я не поступила, как обещала, отдав его тем, кого вы привели ко мне?
— А потом сожгла на хрен его часть, вместе с многими из них, — сказал я. — Не совсем то, что ожидаешь от ангела. Не совсем то, что обычно происходит в раю.
— Ага, — тихо сказал Клэренс. Но остался на месте. В первый раз он с ней не столкнулся, в музее. Может, и к лучшему.
— Почему ты создаешь столько проблем, Долориэль? — безо всякой злобы спросила Энаита. На самом деле, она говорила тоном, каким мать убеждает детей не делать глупостей. — Ты был колючкой у меня в боку, с самого начала. Совершенно напрасной.
— Я тебе ничего не сделал. А ты послала за мной психа с ножом. Не сделала ничего, просто попыталась меня уничтожить.
— А ты так старался уничтожить мои труды, — сказала она спокойно, скорее печально, чем зло. — Ты, а еще этот доклад, который ты написал. У нас еще были месяцы до того, как здесь бы все было готово, годы, по земному времени, прежде, чем другие узнали бы про это место. Но ты все испортил, ты, мелкое глупое создание, разрушил план, величие и красоту которого ты даже не в состоянии осознать. Ты смеешь жаловаться на то, что я сделала? Надо было сразу тебя испепелить. На самом деле, следовало уже давно это сделать. В самом начале.