— Да. Думаю, да. О Боже, как я хочу быть таковым!
— Но случилось многое — многое, что ты не планировал, то, что заставляло тебя делать трудный выбор. Ведь это так?
— Да.
Теперь я ясно понимаю, что вся моя ангельская жизнь, если изобразить ее в виде карты, была путешествием в правильном направлении, но я всегда выбирал опасные, сложные пути, многие — сложные, безо всякой к тому надобности.
— Да, я принимал решения. Некоторые из них были плохими.
— Как так могло случиться? Ты же желал добра, так ведь?
— Желал, но… иногда все было очень сложно. Иногда то, что казалось простым, становилось сложным.
— Всевышний чужд сложности. Он прост. Он есть любовь.
Меня охватило чувство глубочайшего разочарования.
Патиэль-Са права, конечно же. Каждый шаг в отдельности был правилен, лишь сейчас я это понимаю, но слишком часто я выбирал неверное направление. Как же Всевышний сможет простить мне столько ошибок? Я думал, что выбрал для себя любовь Каз, но как это могло быть любовью, если это шло против слова Всевышнего? Даже если она тоже любила меня, она являлась лишь орудием Врага. Я подверг опасности все Небеса, потому что думал, что знаю больше, чем Всевышний и самые доверенные Его ангелы.
— Ты задумался, Долориэль.
— Я… я не понимаю, почему совершил некоторые из своих поступков.
Патиэль-Са, похоже, приблизилась, по крайней мере, белизна вокруг меня снова стала теплее. Ее тепло окутало меня, будто одеяло, окутавшее дрожащее тело.
— Конечно же, не понимаешь, Долориэль. Потому, что ты не желал совершать неправильное, но в тот момент не понимал, что делаешь. Или же ты поставил свое суждение выше суждения Бога?
— Не знаю. Возможно.
У меня возникло очень странное ощущение. Будто я хотел заплакать, но вместо текущих из глаз слез нечто менее вещественное, но большее пыталось вырваться из моей души, вырваться, пусть даже это и убьет меня.
— Хотел бы я, чтобы все было по-другому!
— Это возможно. Небеса вечны, и это означает, что времени всегда достаточно. Но ты должен сам понять свои ошибки прежде, чем пытаться делать все заново. Должен сознаться в них прежде, чем простишь себя. Всевышний уже простил тебя, но ты сам продолжаешь держать себя в обители скорби.
Именно так. Обитель скорби. Это белое холодное небытие было лишь обителью моих собственных скорбей и ошибок. А их было так много!
— Ты должен подумать об этом, — сказала Патиэль-Са. Спокойная искренность ее слов утешала, как тепло неба после ливня. — Должен осознать свои ошибки. Должен увидеть их, чтобы от них освободиться. Где же ты ушел с пути Всевышнего, Долориэль? Где же ты отринул Его любовь?
И я рассказал ей. Рассказал все, что смог вспомнить, начиная с моих первых сомнений в лагере Зион и заканчивая самыми последними моими тайнами, сокрытыми от Небес, перед тем, как Темюэль меня сдал. Рассказал ей про Каз, про Сэма, про Третий Путь, про тайную войну, которую я вел с Элигором Всадником. И даже описал мое собственное путешествие в Ад. Единственное, чего я ей не рассказал, так это о том, что за кулисами многих событий стояла Энаита, хотя в тот момент я и не знал этого. На самом деле я вообще не упомянул об Энаите. Даже не подумал о ней.
Лишь позднее я понял, насколько странно это было. Ведь Энаита была корнем моих неприятностей долгое время и была виновна практически во всех моих преступлениях против Небес, тем или иным образом. Но, раскрыв содержимое своей души Патиэль-Са, я сделал это так, будто Энаиты вообще не существует.
Ангел Утешения слушала, а я описывал по отдельности все мерзкие мысли против Небес, приходившие в мою голову, каждый мой детский бунт против моих начальников. Иногда я начинал плакать от ужаса, осознавая, что сделал. Иногда глубоко внутри меня разгорался огонек радости, когда я освобождался от старых и тошнотворных страхов, от бесчисленных мелких проступков, нарушений субординации, лжи, в которой я был вынужден жить, памяти о друзьях-ангелах, которых я предал своей ложью. Патиэль-Са говорила редко, но я ощущал ее молчаливое одобрение. Когда она задавала вопрос, я чувствовал, что он наполнен любовью, и это заставляло меня отвечать со всей откровенностью. Она любила меня — Всевышний меня любил — и, более того, она понимала меня. Она видела добро, скрывающееся под моими ошибками, видела, как добрые намерения оборачиваются злом, не осознанным злом, а тем, что проистекает от неумения или невезения. Патиэль-Са любила меня. И я хотел, чтобы она никогда меня не покидала.
Казалось, это заняло не один день, но я наконец закончил рассказ. Ангел Утешения поблагодарила меня и заверила, в тысячный раз, наверное, что Бог меня любит. А потом исчезла, и я снова остался один в этой белизне — повисший в пустоте, успокоившийся, чувствующий облегчение. Я очистил себя. Я был пуст, я был готов снова наполниться Божией любовью и Истиной.
Я хороший, сказал я себе. Несмотря ни на что. Она знает это. И Всевышний знает это.
Лишь позже, после многих столетий в бесконечной пустоте, я вдруг понял, что повстречался с пыточным мастером Небес и до последней капли выложил ей все, что точно обречет меня на проклятие.
Вынырнув на поверхность в следующий раз, я ощутил себя больше похожим на свою обычную личность. Это означало, что я был зол, поскольку понял, что меня окунули в ангельский блеск, а затем сняли шкуру и ободрали до костей, и сделал это Ангел Утешения. Я выдал все свои тайны, так что то, чему предстояло произойти между нынешним моментом и вынесением приговора, было чистой формальностью. Я думал, что смогу выстоять перед большими мальчиками и девочками, но постыдно и ужасно ошибся.
Как ни погляди, настроение у меня было скверное.
— Знаешь ли ты, где находишься, Адвокат Долориэль? — спросил меня голос. На этот раз мужской. Знакомый, но я не узнал его сразу. Наверное, был еще не в себе после долгого нахождения в белизне.
— В зависимости от того, что подразумевать под «где», — сказал я. — Если это Кармель, то мне, наверное, предстоит проехать Севентин Майл Драйв и получить дорогие подарки, поскольку я никогда не был фанатом гольфа.
Я наслаждался моментом полного молчания. Потом голос ответил.
— Ты на Небесах, Долориэль.
— О'кей, тогда это, наверное, потому, что я кинул в ящик для писем рекомендацию «Всех убить».
— Ты не ориентируешься? — спросил голос. Его владелец явно был в изумлении.
— Нет, просто шучу. Большего вы мне не оставили, судя по тому, что у меня нет тела, я не могу уйти и не могу прервать этот разговор. Или могу. Могу ли?
— Я Чэмюэль, Власть Третьей Сферы и один из твоих эфоров, Долориэль. Теперь вспомнил? Ты здесь потому, что тебя будут судить. Известны ли тебе грехи, которые внесены в обвинение?