Состояние машины было лишь небольшой странностью, о которой у меня теперь не было времени думать. Времени в обрез. На мне висел смертный приговор с небольшой отсрочкой, будто ядро на цепи, мне надо было срочно сделать дела и предать лучших друзей. Я ехал, пока не заметил таксофон — большую редкость в наши дни — и позвонил с него Оксане, через многократную переадресацию, на проводной телефон в квартире Каз.
Она сразу сняла трубку.
— Бобби? Это вы? Куда вы уехали? Я так беспокоюсь!
— Прошу прощения за это. Не буду все рассказывать по телефону, но я в порядке.
Это было крутым преувеличением, а чо делать-то?
— Ты как?
— Я нормально. Еда была. Я беспокоюсь, когда вы уходите и вас нет. Целую ночь!
— Целую ночь? Погоди, какой сегодня день?
— Это… (она на некоторое время задумалась)… это четверг.
— Четверг? Типа, следующий день после того, как я уехал? Ты виделась со мной вчера?
— Да, Бобби. Вчера.
Вау, подумал я. Духи занимались этим всего одну ночь, как с Эбенезером Скруджем. Правда, старого Эбенезера они спасли, а вот меня просто напугали.
— О'кей. Ну, у меня было одно срочное дело. Вернусь домой к ужину. Не выходи наружу и никому не открывай дверь. Не забывай, ты улетаешь послезавтра.
— Я не хочу уходить.
— Поговорим об этом. Но ты поедешь.
Тянулся обычный холодный противный день. Я ехал через холмы, к побережью. CD с собой не было, а радиоприемник такси плохо работал в горах Санта-Круз, так что слушать было нечего, кроме скрипа дворников по лобовому стеклу и шуршания шин по мокрой дороге.
Найти Каса Густибуса во второй раз оказалось куда проще, и вскоре я уже ехал по гравийной дороге по мысу. Я оставил Густибусу столько сообщений, на которые не получил ответа, что уже был готов увидеть, что дома нет на месте, как в мистической повести, но дорога в очередной раз свернула, и я его увидел, стоящий фасадом к поливаемому дождем океану и низким тучам, как и в прошлый раз.
Возможно, дверь мне открыла даже та же самая монахиня, а может, чуть другая, но в таком же головном уборе, но книжку «Древние монахини Северной Америки» Одюбона я почему-то оставил дома, так что и не понял. Она жестом позвала меня прежде, чем я закончил представляться.
— Профессор Густибус занят чем-то очень важным, — сказала она. — Примет вас сразу же, как только закончит.
Она налила мне стакан воды и украсила его ломтиком лимона, а потом оставила меня в прихожей, разглядывать старые изображения архитектурных и инженерных проектов. Я встал и начал расхаживать вдоль стен, но на фотографиях были только объекты, ни одного человека. Я до сих пор понятия не имел, кто такой этот Густибус, вернее, что он такое. В любых иных обстоятельствах меня бы насторожило то, что он дал мне важную информацию, а я ему поверил. Но обстоятельства не были иными. Я попал в большие-большие неприятности, и мне требовалась любая доступная помощь.
Я уже принялся баловаться с ломтиком лимона в стакане, когда монахиня в головном уборе, формой похожем на картонку от «Квакер Оутс», вернулась.
— Пойдемте сюда, мистер Доллар, — сказала она с акцентом, легким, как тонкий слой горчицы на сэндвиче.
Густибус ждал меня в библиотеке, среди заваленных книгами и странными предметами столов. Он был в том же тонком белом одеянии, а его белоснежно седые волосы были убраны в такой же «конский хвост». Едва улыбнулся, увидев меня, но не положил предмет, который рассматривал через лупу. Похоже, это была какая-то глиняная табличка.
И, наконец, положил все на стол.
— Простите, мистер Доллар, что заставил вас ждать. Так понимаю, последняя неделя у вас была хлопотная.
Он сказал это таким тоном, будто я пару раз опоздал на автобус и получил неожиданную посылку.
— Ага, можно и так сказать. Кстати, что вы слышали?
— Насчет суда над вами? Насчет результата — ничего, кроме того, что вердикт не был вынесен. Полагаю, вы нашли способ… как они это называют? Сделки с судом?
— Скорее, я нашел способ отсрочить приговор, предавая моего единственного настоящего друга.
Мне не хотелось говорить о сделанном мной выборе с этим загадочным персонажем, у которого, похоже, главным повседневным вопросом было употребление в пищу продуктов органического земледелия.
— Я долго пытался с вами связаться.
— У меня тоже вдруг оказалось много дел, — сказал он с раздражающей небрежностью. — Что вам потребовалось?
— Конечно же, информация. И я готов ею обмениваться.
Я оглянулся, убеждаясь в том, что Низколетящая Монахиня покинула библиотеку.
— Мне надо побольше узнать про рога. И перья. Суд не завершен, он отсрочен, и я не думаю, что надолго. Времени у меня нет.
— А-а.
Он жестом показал мне на стул, я вспомнил, что сам он никогда не садится.
— И вам нужно…
— Мне нужно знать, как действуют эти предметы, как они… перемещаются, не могу подобрать другого слова. Как они проявляют себя. Где они могут быть спрятаны.
— Я удивлен, что вы не спросили об этом в прошлый раз.
— Забудьте. Я пытался связаться с вами позже.
Почему-то теперь его отстраненность и спокойствие раздражали меня куда сильнее. Может, потому, что у меня, так сказать, осталась последняя жизнь в компьютерной игре. Может, потому, что молодая смертная женщина, которая была мне небезразлична, погибла, а ее любовница теперь обречена до самой смерти оплакивать эту потерю.
— Слушайте, так вы мне поможете или нет?
Он внимательно поглядел на меня, будто услышав отголоски моих мыслей.
— Я извиняюсь… не хотел вас обидеть, мистер Доллар. Давайте к делу. Что вы желаете мне предложить?
— Я не рассказал вам о моем путешествии в Ад, в прошлый раз. Это было долгое, долгое путешествие. Я очень много увидел и обрел… слово «приключения» будет здесь неправильным. «Охренительно ужасный опыт», ближе к истине. Могу рассказать вам об этом.
Густибус покачал головой.
— Боюсь, это не мой профиль, на самом деле. Я специализируюсь на Небесах. Информация об Аде не имеет для меня большой ценности, по крайней мере, в нынешнем направлении моей работы. О, безусловно, мелкие прислужники Ада могут быть очень полезны, в качестве источников информации, но меня интересует лишь то, что они могут сказать о Небесах, а не об их омерзительной родине.
Мне просто захотелось его ударить. Блин, вот если бы я имел выбор, какой опыт приобретать, вместо того, чтобы результатом всех моих дел было то, что кто-нибудь пытается меня пристрелить или отгрызть голову.
— Тогда что вам нужно?