К миссис Кроцки я отправился со всеми своими инструментами, которые нес в мешке через плечо, и еще с вязанкой наколотых дров. В назначенное время, а именно в пять часов, я позвонил у ее двери, и мне открыла рыжеволосая Наоми, а за ее спиной стояла миссис Кроцки с красными немигающими глазами. Наоми была в цветастом шифоновом платье со множеством воланов. Я опустил на пол вязанку дров, улыбнулся в ответ на ее широкую улыбку, сказал:
– Подарок. Не вам, Наоми, вашему мужу. Ваша мать сказала, что он любит в камине натуральные дрова. – Наоми рассмеялась.
– Это так. Спасибо. – Они провели меня через спальню в душевую кабину. Я вынул из мешка газорезку с баллоном, закрыл вентиль на трубе, спустил из трубы воду. Наоми и миссис Кроцки вышли. Я надел брезентовые перчатки, отрезал газорезкой проржавевшую часть трубы, отмерил длину новой трубы, отрезал лишний кусок и приварил на место старой. Выждав, когда раскаленные стыки остынут, я включил воду. Стыки не протекали. В дверях появилась Наоми.
– Готово, – сказал я. – Можете принимать душ. Только я вам напачкал. Принесите, пожалуйста, из ванной швабру. – Наоми скрылась и тут же проворно вернулась со шваброй, сказала:
– Я сама подотру. – Но я взял у нее швабру, сказал:
– Лучше я. Заодно и сникерсы протру, а то с грязными подошвами я не могу пройти через спальню. – Она смущенно заговорила:
– Антони, вам нужно вымыть руки. У вас на лице и на локтях сажа. И вы колени запачкали. Лучше примите душ. Вот это полотенце чистое. Вы только, пожалуйста, не стесняйтесь. – А я не стеснялся. Стеснялась она. Я стал расстегивать рубашку, и она тут же прикрыла дверь. Я принял душ и оделся. Со своим мешком я вышел из душевой в спальню. На будуарном столике стоял маленький телевизор, в прошлый раз его не было. В дверях появилась миссис Кроцки.
– Наоми сказала, что ты уже починил.
– Она права. Все же проверьте сами. – Миссис Кроцки прошла в душевую, осторожно включила душ и выключила. Она сунула руку в карман обтрепанной кофты и протянула мне две купюры – двадцать и десять.
– Мы всегда с Наоми в это время пьем чай, – сказала она. – Можешь присоединиться. – В гостиной Наоми разливала чай.
– Антони, вы пьете крепкий?
– Предпочитаю крепкий. – На столе уже стояли бутылка кедема и та же бутылка хенеси. Миссис Кроцки только глотнула чаю, заела миндальным печеньем, поднялась от стола и сказала:
– Мне надо навестить Бренду Гершец. После похорон мужа она одна. Как и я. Мы с ней дружили. А вы пейте чай. – И она вышла. Наоми спросила:
– Антони, вы знали Гершеца?
– Я пришел на работу в синагогу, когда он уже был в больнице. А его жену я видел только два раза и вчера на похоронах. – Тут хлопнула входная дверь. Миссис Кроцки ушла. Я сказал: – Каждый день кто-нибудь умирает. А мы пока живем. – Я придвинулся со стулом вплотную к Наоми и обнял ее. Она не отстранилась, а глядя прямо перед собой, спросила:
– Антони, вы смотрите телевизор?
– У меня нет телевизора. Но если меня приглашают соседи, то смотрю.
– Сейчас идут последние известия. Хотите посмотреть?
– Хочу. А можно налить немного хенеси?
– Конечно. – Я налил два бокала вина, и мы прошли в спальню, сели перед телевизором. – Наоми сказала:
– Мама по религиозным убеждениям телевизором не пользуется. Поэтому я его поставила в этой спальне, чтобы иногда смотреть новости. После смерти отца мама этой комнатой не пользуется. Она спит в маленькой спальне. – Было понятно, что телевизор был куплен и поставлен в этой спальне к моему приходу. И было понятно, что миссис Кроцки пошла навестить вдову Гершеца, чтобы оставить Наоми наедине со мной. Передача новостей кончалась. Диктор передавал прогноз погоды. Я глотнул вина, поставил бокал на столик, обнял Наоми за плечи, поцеловал, стал ждать ответной реакции. И она повернулась ко мне, обняла за шею и теперь уже первой поцеловала меня. Я продлил поцелуй, поводя руками по ее спине и груди. У нее было плотное бра, так что трудно было определить форму содержимого. Она поднялась со стула, и мои руки скользнули вниз по ее бедрам. Я встал к ней вплотную, обнял, она обняла меня за шею. Я поднял ее на руки, понес, усадил на кровать, сел рядом, опять обнял, расстегнул молнию сзади на ее платье. Она резко отстранилась, сказала:
– Нет, нет, так нельзя. – Я спросил, касаясь губами ее уха:
– А как можно? – Она быстро заговорила тихим голосом:
– Вы, наверное, не знаете, вы же не еврей. Нельзя это делать вульгарно. Вы же ничего не сказали. Вы даже не сказали, нравлюсь ли я вам. – Было все понятно. У христиан это называется пуританство, у евреев это называется, вероятно, по другому, и я сказал:
– Наоми, ты мне понравилась сразу, как я тебя увидел. И я дал это тебе понять уже в прошлый раз. – Я опустил ее платье ниже плеч, поцеловал грудь выше бра, которое, конечно, мешало. И я разнял на ее спине застежку бра, стал опускать его вместе с платьем. Она схватила меня за руки и почти умоляющим голосом сказала:
– Антони, подождите, не смотрите на меня. Очень светло. – Она потянулась, выключила прикроватную лампу. Спальня теперь освещалась экраном телевизора. – Антони, выключите телевизор. – Я подошел к будуарному столику, выключил телевизор. Глаза еще не привыкли к темноте, но я понял, что Наоми снимает платье. Было очень тихо. Окно выходило во двор, и уличный шум сюда не проникал. Я разделся, выждал некоторое время. Слабый свет едва пробивался из окна через опущенные шторы. Я подошел к кровати. Наоми до подбородка была укрыта покрывалом. Я стал стаскивать с нее покрывало, а под ним была простыня, за которую Наоми ухватилась и держала ее у подбородка. Простыня была широкой, так что края свисали с кровати. Я сразу вспомнил когда-то услышанный миф о том, что особо религиозные евреи проводят половые акты через простыню, чтобы мужчина не касался тела женщины. Я тогда не верил этому. Я лег вплотную к Наоми, провел рукой по ее телу, через тонкое полотно ощущая ее полную грудь с твердыми сосками, еще раз попытался осторожно сдвинуть простыню. Наоми, продолжая крепко держать ее у подбородка, быстро заговорила тихим просящим голосом:
– Нет, нет. Так нельзя. Антони, я не могу так. Антони, пожалуйста.
– Что нельзя? – невольно таким же тихим голосом спросил я.
– Оставьте все так, как это есть. – И тут я понял, что этот миф, передаваемый как шутка – реальная правда. Я снова повел рукой по ее телу, покрытом тонкой простыней. Внизу ее живота в простыне я нащупал отверстие, очевидно, обрамленное вышивкой. У рыжих женщин мало лобковых волос, моя рука скользнула в ее пах. Здесь отверстие простыни кончалось, по величине оно было рассчитано только на половые органы. Это почему-то привело меня в крайнее возбуждение, хотя все это казалось забавным, как изощренные позы в порножурналах. Религиозные евреи придавали сексу интригующее таинство. Во время полового акта она явно сдерживала свое дыхание и только в конце оно участилось, и она тихо произнесла: – Ой, ой… – А потом я просто не знал, что делать. Я опять лежал рядом с ней на простыне, которой Наоми была укрыта до подбородка и придерживала ее обеими руками. С силой отвести с нее простыню было бы грубо. И я просто ласкал ее тело через простыню, снова повел пальцы в низ ее живота, нащупал отверстие в простыне. Края его были мокрые от моей спермы. Наоми пошевелилась, сказала: