— Безусловно, — с некоторым ехидством откликнулся доктор Вагнер. — И они идут в руки только к тем, кто способен правильно воспринять транслируемую через них энергию.
Генрих ничего не ответил. Он знал, что есть темы, которые в разговоре с доктором лучше не затрагивать. — Расскажите мне о нем, — вполне миролюбиво попросил он, указывая на камень. — Ведь внутри него должно быть скрыта не одна тайна?
— Вы правы, — заметно смягчился обладатель реликвии. — Тайн, связанных с ним, предостаточно. Боюсь, что даже мне известно не обо всех. — Это «даже» он произнес с особенным нажимом, давая тем самым понять Генриху, что тот имеет дело с человеком, наделенным высшим знанием и претендующим на особое отношение со стороны окружающих.
На этот раз Генрих позволил себе несколько больше.
— Вы полагаете, ваших знаний недостаточно, чтобы проникнуть туда, где, возможно, таятся ответы на очень важные вопросы, в том числе и те, которые волнуют нашего фюрера?
Отто Вагнер едва заметно вздрогнул.
— Вы меня неправильно поняли, — медленно произнес он, отступая назад. — Я имел в виду, что мне, может быть, предстоит узнать что-то новое. Иначе, зачем судьба послала его в мои руки. Наш фюрер часто говорит, что надо довериться судьбе, и она обязательно приведет нас к победе, ибо такова высшая воля.
— Простите, — поспешил снять обозначившуюся между ними маленькую напряженность Генрих. — Наука — дело тонкое. Я привык апеллировать другими понятиями, более земными и доступными для общего понимания. Так вы расскажете мне о камне?
— Да, — сухо ответил доктор Вагнер, — но позже.
— У вас нет настроения?
— У меня есть настроение послушать вас, — ответил доктор Вагнер. — Может быть, расскажете мне о себе? Вы обещали, — добавил он с улыбкой.
Генрих бросил прощальный взгляд на камень, и они вышли из комнаты.
Внизу, в гостиной, потрескивал камин, пахло сандаловыми благовониями.
— Присаживайтесь, — предложил доктор, указывая Генриху на кресло стоявшее вполоборота. — Огонь — вот настоящая тайна. Ему мы обязаны всем.
— А я думал, что всем мы обязаны высшей воле, — снова съязвил Генрих.
Вагнер потянулся к коньяку.
— Кто знает, может быть, огонь — это и есть высшая воля, вернее, ее материальное воплощение. А теперь валяйте, я вас слушаю и надеюсь, что ваша история будет интересна.
Генрих устроился в кресло и начал пересказ своей легенды, параллельно погружаясь в ставшие почти реальностью воспоминания о ней.
Такая видная фигура, как барон фон Штраубе, промышленный магнат, человек вхожий в высшие эшелоны власти, безусловно, представлял интерес для разведок всего мира, но найти к нему подход удалось лишь Лубянке. Легенда, рассказанная Генрихом, безусловно, была проверена германской контрразведкой, где у барона были знакомства на самом высоком уровне, но сделано это было лишь для проформы и втайне от дражайшей супруги Анны. Барон и сам не сомневался в аутентичности племянника, но убедиться в этом еще раз, счел необходимым.
Утром, осторожно приоткрыв дверь в спальню племянника, барон застал того за занятием странной гимнастикой. Генрих в одних трусах скручивался во всевозможные, казалось немыслимые для человеческого тела узлы, пыхтел, как паровоз, иногда надолго задерживая дыхание и запуская его снова, перетекая из одной пластической позы в другую. Потом, закрыв глаза и сложив ноги по-турецки, некоторое время сидел в неподвижности, втягивая ноздрями дым от зажженного на трюмо сандалового благовония, а в конце занятия лег на спину на пол и, вытянув вдоль тела руки, расслабился.
Разглядеть родинку на теле Генриха барону не удалось, в том месте, где она должна была располагаться, красовался шрам нанесенный холодным оружием. Было бы подозрительно, если бы шрам оказался единственным. Тело Генриха покрывали и другие многочисленные, полученные в переделках, отметки. Будто предвидя вопросы о шрамах, племянник сам поведал о них за завтраком. Генрих извинился, что вчера из-за усталости лишь кратко рассказал родственникам о своих приключениях, в которых, как, оказалось, присутствовала и изрядная доля криминала.
— Мой бедный мальчик, — прильнула к Генриху баронесса, — я, конечно, не собираюсь рассматривать твое тело, но мне кажется, что ты покрыт царапинами, как старый дворовый кот.
— Разница лишь в том, — улыбнулся Генрих, — что коты получают увечья в битвах за дам, а большинство своих я получил черт знает за что.
С тех пор Вильгельм с Анной больше не искали подтверждений подлинности Генриха, окружили его теплом и заботой, а тем, кто задавал лишние вопросы, вежливо предлагали заткнуться.
Об лад ая достаточной информацией о политической ситуации в Европе и грядущей войне, барон поспешил перевести часть своего бизнеса и банковских активов в Швейцарию, а заодно, благодаря обширным связям, организовать племяннику швейцарское гражданство, дающее тому право избежать призыва на военную службу под знаменами рейха. И так парень достаточно настрадался, глупо было бы его потерять, когда есть возможность полностью обезопасить. Вскоре Генрих поступил в Сорбонну, откуда после четырех лет обучения перевелся в Берлинский университет. Круг интересов студента был достаточно широк, но основной интерес у молодого человека вызывали такие науки, как история, география, древние языки, в которых он, уже будучи аспирантом, порой разбирался лучше профессуры.
Способности Генриха Штраубе не остались незамеченными от всевидящего ока С С, и со временем стало понятно, что работает он не только на благо науки, но и для какого-то окруженного мистической тайной крупномасштабного темного дела. Все чаще Генрих слышал новое словосочетание «Арененбе», все больше видел вокруг себя далеких от науки людей в форме. Не осталось незамеченным и заметно возросшее финансирование деятельности института, что говорило о серьезности проекта, в котором он был задействован лишь отчасти. На этих мыслях Штраубе закончил свой рассказ. Несколько минут они с Вагнером просидели в молчании, пока доктор не задал вопрос.
— Теперь вроде все укладывается в логическую картину. Но скажите, Генрих, почему вы так долго добирались до Германии? При ваших способностях вы могли сделать это гораздо раньше.
— Дело в том, что в то время у меня не было особых способностей. По большому счету я их и сейчас в себе не наблюдаю. Набираясь ума, я долго прожил в Индии, а время там идет совершенно по-другому. Иногда оно просто не ощущается. Не очень-то и хотелось выдергивать свое тело из теплого климата, а душу из того блаженного кайфа, который я испытывал в ашраме.
— Не нужно скромничать, по-моему, вы прекрасно знаете себе цену, — возразил Вагнер, — так что же все-таки заставило воссоединиться с баронами Штраубе?
— Сущий пустяк, — улыбнулся Генрих, — обязательства перед стариной Блюмом, перед смертью взявшим с меня обещание найти своих родственников. Быть может, выполнив его волю, я бы и вернулся назад в Индию, но я несовершенен и на пути к нирване не изжил еще в себе чувство жалости. За те пару недель, что я прожил у родни, они настолько ко мне привязались, что новое расставание было бы для них тяжелым ударом. Да и пропади я снова, они бы вернули бы меня даже с Луны.