В машине он еще раз подробно изучил находку.
Надеюсь, деньги при вас и мы можем, наконец, произвести наш обмен? Если так, то я буду ждать вас сегодня вечером около девяти на заправке, которая находится на выезде из Несвижа в сторону Минска. Деньги оставьте под крышей туалета изнутри. После этого доедете до поворота на брестскую трассу и вернетесь назад. Пакет для вас я оставлю там же. И не вздумайте дурачить меня!
«Знать бы когда, когда это сегодня», — подумал Вадим, закончив читать. Администратор сказала, что он уехал около восьми и очень нервничал. Не на эту ли встречу торопился наш польский гость? Очень похоже. С другой стороны мусор мог пролежать в корзине несколько дней.
Он снова вернулся в гостиницу. По лицу администратора было видно, что вся эта история начинает пугать ее.
— Скажите, а как часто убирается номер? — задал он терзавший его вопрос.
— Ежедневно, — отрапортовала женщина, словно была к нему готова. — Обычно между десятью и одиннадцатью часами утра, — добавила она.
— Бинго! — воскликнул Вадим и щелкнул пальцами.
— Что? — переспросила администратор, но он, не удостоив ее ответом, уже выбежал на улицу.
Теперь надо во что бы то ни стало найти Бронивецкого, если он еще живой. Наверняка все барахло при нем. Остается только грамотно придумать повод для задержания. Немедленно, пока он не смазал лыжи. Однако, где же он может быть? Рестораны и бары отпадают. Любовница? Вообще смешно. Григорий? Этот предупредил бы. Костел закрыт… Ксендз! Ну конечно, он мог поехать к нему. Эта версия показалась Вадиму наиболее правдоподобной.
На всякий случай Островский созвонился с дежурной частью и предупредил там, чтобы смотрели в оба. Потом он набрал знакомого из брестского управления и попросил того дать информацию всем экипажам ГАИ на М-1.
Довольный собой, Вадим вырулил на площадь и, развернувшись, покатил в сторону Слуцкой брамы, размышляя о том, с чего завтра утром начать доклад Миронову. Он помнил, что ксендз Тадеуш живет где-то на Пролетарской. Миновав мост, следователь свернул налево и прибавил скорость. Ему не терпелось убедиться в правильности своей догадки.
Если Бронивецкого там не окажется, тогда не остается ни малейшего сомнения, что он уже на пути в Краков. Кто бы мог подумать, что этот очкарик окажется таким скользким? Во время их первой встречи поляк не произвел на него впечатления.
В конце улицы вспыхнул свет фар. Это была машина пана Бронивецкого.
— Стой! — закричал Островский, высунувшись в окно. — Стой, кому говорю! — снова крикнул он и резко повернул руль влево.
* * *
6 июля, наши дни. Несвиж
Проснувшись раньше обычного, Алька решила первым делом взглянуть на свою работу. Ей не терпелось поскорее увидеть портрет. Она выскользнула из дома и, пробежав по еще мокрой от росы траве, осторожно забарабанила пальцами в дверь родственника. «Григорий Николаевич, — мелодично пропела она, почти вплотную приблизив губы к двери, — это я, ваша смертушка».
Накануне они условились, что утром, перед тем как отправиться на практику в исполком, она зайдет к нему, и они вместе обсудят все достоинства и недостатки ее художественного дарования. «Может, спит еще», — подумала она и повторила стук. Ответом ей была тишина. Выждав пару минут и для верности громко крикнув «але», Алька решительно повернула ручку. Дверь поддалась. Где-то наверху громко работал телевизор. Диктор рассказывал о наводнении в Европе. «Странно, — подумала она, — там наводнение, а здесь жара. Нет, природа определенно сошла с ума».
Григория нигде не было видно. Запах свежесваренного кофе перебивал запах красок. «Значит, не спит», — сделала вывод Алька, на цыпочках приблизившись к лестнице.
«…нам остается только придти туда и все выяснить на месте, — вдруг услышала она наверху голос Григория. Он разговаривал по телефону. — Я же сказал тебе, что обо всем уже договорился с Островским. Как только камень и бумаги будут у него, он сообщит мне. — Последовала долгая пауза. — Нет, — продолжал Григорий, — он ни о чем не в курсе… Возможно, догадывается, но нас это не должно волновать. Ты, главное, закруглись к шести часам и отправь всех по домам. В замке уже никого не должно быть, ни одного рабочего. Мента и сторожа я беру на себя, это проще простого».
Алька попятилась назад. «С кем это он говорит», — подумала она.
— Твоя задача достать ладанку, — продолжал Григорий, расхаживая наверху. — Ты же сын! Говори что хочешь, но чтобы ладанка была у меня. Нет, не надо ее в это впутывать. Женщина есть женщина. Через час уже весь Несвиж будет знать, что мы затеваем. И вообще, чем меньше ушей в этом деле, тем лучше, Витя.
— Витя?! — невольно вырвалось у нее. Ей нестерпимо захотелось закурить.
Опасаясь быть застигнутой, она тихонько выскользнула на улицу и, перебежав через сад, остановилась за углом. Сердце у Альки бешено колотилось. «Так вот значит, каков ты, брательник, — размышляла она. — А мне по ушам ездил, мол, чего ты в мужские дела полезла… Что ты этим хочешь доказать… Это может быть опасно… Сам же втихаря с Григорием затевает какую-то авантюру, да еще за спиной у Вадима. Вот бы тот, наверно, удивился, если бы узнал? Однако откуда ему узнать, если только я не скажу, — она нервно закусила губу. Нет, разумеется, я не скажу — наконец, заключила она. — Это было бы в корне неправильно. Но что же предпринять?» Любопытство ее было распалено до предела. Еще раз вспомнив подслушанный разговор, Алька пришла к выводу, что раз для осуществления их коварных планов зачем-то необходима ладанка, то ее задача — помешать им завладеть ей. Недолго думая, она проскользнула в комнату Серафимы Ивановны и, сняв один из изразцов, прикрывавших нишу, служившую тайником, вытащила перевязанный тесьмой сверток.
«Надеюсь, бабуля, — подумала плутовка, возвращая на место изразец, — ты бы меня поняла». Потом Алька, как ни в чем не бывало, вернулась к себе наверх и засунула ладанку между своих вещей, полагая, что там ее искать никто не будет.
* * *
Никак не ожидал Вадим Островский, что ему придется преследовать машину пана Бронивецкого по ночному Несвижу. Ни на какие сигналы тот не реагировал и даже прибавил скорость, продолжая движение. Остановился он только возле гостиницы, однако из машины не вышел, заявив, что будет разговаривать лишь в присутствии консула, да и то после соблюдения милицией всех необходимых процессуальных формальностей. Оставив наблюдение, раздосадованный упорством Бронивецкого, Вадим отправился домой, рассчитывая, что к утру поляк успокоится, и они смогут, наконец, поговорить.
В шесть часов он был уже в холле гостиницы, ожидая, когда строптивец соизволит выйти из своего убежища. Формальных поводов для задержания у следователя не было, так что рассчитывать можно было только на доверительную беседу, после которой Бронивецкий, испугавшись, захочет помочь следствию в обмен на отсутствие претензий со стороны последнего.
Выждав час и уже окончательно потеряв терпение, Островский постучал в дверь номера, в котором накануне ползал на коленках, заглядывая во все углы при свете зажигалки.