— Погоди, — вдруг сказал Тарквиний ему в спину. — Ты купец?
— Возможно. Тебе-то что?
— Пять золотых, — сказал Тарквиний тоном, сразу исключавшим всякую возможность торговли.
Купец даже заморгал. Эта сумма намного превышала обычную плату за услуги авгура, но он без спору запустил руку в потертый кошель.
— Держи, — сказал он, протягивая на ладони пять золотых монет. — И не вздумай попытаться одурачить меня.
Этруск взял деньги и осторожно забрал у толстяка курицу. Та взглянула на него круглым глазом. Откуда ей было знать, что ее ожидает скорая смерть.
— Сколько тебе лет? — спросил Тарквиний.
— Сорок один.
— И живешь ты?..
— На Авентине.
Тарквиний поджал губы.
— Имя?
— Гемелл. Порций Гемелл.
— Зачем ты пришел?
Толстяк фыркнул:
— А ты как думаешь? Конечно, чтобы узнать, что готовит мне треклятое будущее.
Тарквиний повернулся, немного отодвинувшись от мертвого ягненка. Придерживая курицу на камне, он негромко произнес благодарственную молитву, обращенную к Юпитеру. Затем перерезал птице горло и некоторое время сидел неподвижно, глядя, как, разбегаясь по мелким трещинам каменной плиты, вытекает кровь. А вытекала она на запад, в ту сторону, где обитают злокозненные духи. Начало вышло не слишком хорошим.
— Ну?
Не ответив ни слова, гаруспик взрезал птице живот и выложил внутренности перед собой.
Стиснув зубы, Гемелл молча наблюдал за происходившим.
Тарквиний беззвучно шевелил губами, считывая открывавшиеся ему знаки. Не удивительно, что купцу понадобился совет. Он глубоко вздохнул и начал:
— Вижу, у тебя трудности в делах. Денежные осложнения.
Гемелла его слова не удивили.
— Продолжай.
— Но по поводу своего главного кредитора можешь не переживать.
— Из-за Красса? — резко переспросил купец. — Почему?
— Он получит новую должность на Востоке, — объяснил Тарквиний. — И уже не вернется сюда.
— Ты уверен?
Тарквиний кивнул.
— Мерзавец помрет в Сирии! — выкрикнул Гемелл, не в силах сдержать радость. Услышав эти слова, несколько человек сразу обернулись к нему. Все хорошо знали, как страстно Красс добивался должности проконсула самой восточной из римских провинций.
— Я сказал вовсе не это, — мягко поправил этруск. — Я сказал, что Красс уже не вернется в Рим.
«А свой конец этот надутый болван найдет в Парфии, — мысленно добавил он. — И случится это на моих глазах».
— Что ж, отлично. — Гемелл широко улыбнулся. — Что еще?
Тарквиний всмотрелся в куриную печень.
— Движущаяся вода. Волны? Да, морская буря, — твердо сказал он.
Улыбка купца сменилась растерянностью.
— Корабли, полные зверей…
Гемелл замер.
Гаруспик помолчал, изучая струйки крови, текущие по каменным плиткам.
— …Тонут во время переправы через море.
— Второй раз? Только не это! — дрожащим голосом прошептал Гемелл. — Неправда.
Тарквиний пожал плечами:
— Я говорю лишь то, что вижу.
— Значит, я впустую продал виллу? Зря, значит? — Гемелл сгорбился, как будто ему на плечи легла вся тяжесть мира. — Значит, и проклятым грекам нечем будет платить? — Он сделал богатырский глоток из амфоры и повернулся, чтобы уйти.
— Погоди.
Купец остановился, но не повернул головы.
— Что еще?
— Однажды в твою дверь постучат, — сказал Тарквиний.
Гемелл резко обернулся, его лицо перекосилось от страха.
— Кто это будет?
— Это неясно видно, — сказал Тарквиний через несколько мгновений. — Мужчина. Возможно, солдат…
Гемелл вытащил кинжал и шагнул к нему.
— Если ты лжешь, — прошипел он, — я перережу тебе глотку и скормлю твой труп собакам.
Тарквиний откинул полу одежды и притронулся к гладиусу без ножен, который держал под рукой как раз на такой случай. Его было легче прятать, да и на виду он не так привлекал внимание, как боевой топор. Впрочем, блеска полированной стали оказалось достаточно. Гемелл сплюнул наземь и заторопился прочь, осеняя себя знаком против злых сил.
Тарквиний посмотрел на мертвую курицу, но так и не увидел, кого же так боялся купец. Он снова пожал плечами.
Не все удается предсказать в подробностях.
Прошло девять месяцев…
Рим, Большая школа, конец лета 55 г. до н. э.
Ромул извернулся и, не останавливаясь, рубанул Бренна. Галл парировал удар — не без труда.
— С каждым днем все лучше и лучше, — усмехнувшись, бросил он. — И силы у тебя прибавляется.
Ромул опустил меч и стоял, отдыхая.
— Но побить тебя я все еще не могу.
Великан улыбнулся:
— С этим придется еще немного подождать.
— Но я уже хороший боец, — с ноткой раздражения в голосе заявил Ромул.
— Верно. А ведь тебе еще нет пятнадцати.
— Я хочу быть самым лучшим.
— Чтобы стать по-настоящему сильным гладиатором, потребуется не один год, — отозвался галл. — Ромул, ты уже прошел немалый путь и перенес серьезное ранение. Научись терпению. У тебя есть и смелость, и сила, теперь нужно набираться опыта.
Ромул обвел взглядом раскаленный, словно печь, двор. Он был средоточием его мира — юношу, в отличие от галла, почти не выпускали в город — и неизбежно навлекал клаустрофобию. Здесь было совершенно нечего делать, кроме как упражняться с оружием, поднимать тяжести и время от времени участвовать в учебных боях на арене. Даже уроки тактики, которые продолжал давать ему Котта, теперь расстраивали Ромула; его терзали рассказы о странах и местах, которые ему не суждено было увидеть. А вне стен лудус происходили великие дела. Рима достигли новости о карательной экспедиции Цезаря против варваров-германцев. И еще ходили слухи о том, что он намерен вторгнуться на таинственный остров под названием Британия. Каждое новое известие о ходе кампаний Цезаря воспламеняло воображение Ромула.
Он хотел стать свободным — избавиться от рабских оков. И повидать мир.
Голос Бренна вернул его к действительности.
— Мало кто из мужчин сравняется с тобой отвагой, потому ты и в бою силен. Ты как я — ничего не важно, кроме победы! — Он саданул себя кулаком в голую грудь и расхохотался. — Галлы вкладывают в бой всю душу!