– А, – равнодушно отозвалась Дашка, вставила фотографию на место и небрежно кинула кошелек на столешницу.
– Он умер, – продолжила Ника. – Год назад. Хорошо, что ты принесла… Светлана наверняка расстроилась, что потеряла. Деньги, кошелек – это все так, мелочи, а вот фотография…
– Кому мелочи, а кому и нет.
Деловито сунув руки в карманы, Дашка еще раз осмотрела обстановку. Она имела привычку обкусывать изнутри губу и щеку, отчего лицо ее кривилось, как от нервного тика. Наконец, девочка решилась:
– А… сколько стоит билет на какой-нибудь спектакль тут у вас?
– Я могу выписать тебе контрамарку, если хочешь.
По озадаченному виду Дашки Ника поняла, что та впервые слышит это слово, и пояснила:
– В смысле, могу пропустить тебя и так, бесплатно. Я ведь стою на контроле иногда.
– Не надо мне подачек, – резко отозвалась Дашка и принялась грызть щеку с еще большим остервенением.
Ника почувствовала досаду и попробовала смягчить впечатление:
– Сама видишь, сейчас у нас простой. Трубу прорвало. Так что спектаклей не будет какое-то время. Но ты можешь посидеть на репетициях, я спрошу у Ларисы Юрьевны…
– У той-то? Местной хозяйки? Она не разрешит. Слишком правильная. Таким главное, чтобы все шло по правилам. Ладно, я пойду.
Не прощаясь, она толкнула дверь и вышла в фойе. Ника метнулась к своему окошку и окликнула ее уже у выхода:
– Ты же все равно вернешься, да? Светлана очень обрадуется…
– Ага… А потом догонит и еще раз обрадуется, – зло отозвалась Дашка и ушла, не оборачиваясь.
Ника безнадежно вздохнула и отправилась на поиски Светланы Зиминой.
На сцене шла репетиция. Актерам приходилось говорить громче обычного, чтобы перекричать грохот ремонта, Липатова в первом ряду страдальчески морщилась.
Девушка, привычно огладив глазами стоящего вполоборота к ней Кирилла, скользнула к Светлане и тронула ее за плечо.
– Светлана… Ваш кошелек? Я нашла…
Актриса встрепенулась:
– Она приходила? Ведь приходила, да? Дашка.
Помедлив, Ника кивнула.
– Когда?
– Только что ушла.
Светлана вскочила и выбежала в коридор с явным стремлением пуститься вдогонку. Липатова обернулась. Раздраженно затрясла головой и прикрыла ладонями уши.
– Невозможно! Это невозможно! Все! Перерыв пять минут! – И тоже вышла своей решительной тяжелой походкой, в это мгновение даже борцовской.
Мила Кифаренко спрыгнула со сцены в зал и принялась поправлять прическу в греческом стиле.
– С этими ободками такая морока! А еще в моду вошли, не понимаю – как? Все время на затылок съезжает!
Она нетерпеливо дергала застрявшую шпильку. Паша с готовностью поднялся с кресла:
– Давай помогу…
Мила ссутулилась перед братом, по-детски надувая губы:
– Может, мне череп попался бракованный?
– Самый лучший в мире череп, – тут же отозвался Паша.
– А вот у меня, например, – подала голос Римма с самодовольным видом и легчайшим жестом, рассчитанным на стоящего рядом Кирилла, прикоснулась к завернутым прядям над висками, – все прекрасно держится.
Брат с сестрой проигнорировали эту реплику. Ника воспользовалась возможностью и пытливо, боясь не успеть, посмотрела на Кирилла. Тот проверял крепость одной из металлических конструкций декорации, дергая на себя перекладину. В течение спектакля ей предстояло выдержать не один резкий прыжок актеров. Длинные пальцы Кирилла обхватывали алюминиевую гладкость приваренной трубы, и Ника видела это движение в замедлении, в увеличении, схваченное крупным планом – не столько своими глазами, сколько чувствами. Через его руки она сама ощущала прохладу и глянец металла, диаметр, размер, твердость. И видела, как напрягаются мышцы руки, предплечье, плечо… Кирилл перехватил перекладину поудобнее и повис, покачался, подтянулся. Мускулы рельефно и чувственно проступили на его спине. Жгучая кровь ударила Нике в голову, она не знала, куда деться от стыда своих желаний. И с трудом подавила свои фантазии.
Тем временем вернулась Зимина, и Ника сразу поняла – не догнала. Паша Кифаренко сноровистыми движениями, которые едва ли можно было заподозрить у этого неловкого парня, подплетал сестрины волосы под резинку ободка. Ника прикинула, что он, наверное, еще со школы умеет обращаться с кудрями Милы, а та без него совершенно беспомощна. Ей, помнится, даже не хватает терпения снимать длинные вечерние перчатки как полагается: потянув попеременно за несколько пальцев. Нет, она стаскивает их с руки одним махом, подцепив над локтем и попутно выворачивая наизнанку, точно зная при этом, что стоит протянуть перчатки Паше, и он тут же приведет их в надлежащий вид.
– Постой спокойно, – попросил он с улыбкой.
– Когда-нибудь, – личико у Милы стало мечтательным, – может, в Голливуде или еще где-нибудь… у меня будет свой ассистент. Чтобы тебя не отвлекать.
Она наморщила лоб и запрокинула голову, глядя на высоченного брата через себя.
И тут без видимой причины у Трифонова внезапно сдали нервы. Он в мгновение ока оказался рядом с обоими Кифаренко и взвыл:
– Ты что, не понимаешь? Ау, очнись! Никто из нас не станет знаменитым и в Голливуд уж тем более не поедет! Ты что, не поняла смысл пьесы? Войне – быть! Все без толку! Мы как дрова для костра, мы овцы, которые сами себя режут на алтаре. А бог жестокий и довольно равнодушный. Его зовут Театр. Мы стареем, бьемся друг с другом насмерть, сидим на диетах, плетем интриги, ревем из-за новой морщины, и после этого появляется еще одна… Мы себя попросту гробим. Отказываемся от всего настоящего – во имя чего, искусства? Все зациклились, с ума сошли. Театр, театр, спектакли, репетиции. Слава? Нет ее, забудь! Ты ждешь, мечтаешь, а так проходит жизнь! Настоящая, твоя!
Даня ткнул пальцем в Милу так, что едва не задел ее курносый нос. Парень был сам на себя не похож. Куда только делась привычная беспечность? Одна только Ника знала. У Милы вдруг задрожали губы, то ли от его слов, то ли от такой неожиданной и такой разительной перемены. Трифонов ее испугал. И тогда Паша подошел к Дане вплотную и с едва заметной заминкой положил ему ладони на грудь и стиснул фланель клетчатой рубашки. Тихо стоящую в проходе Лелю Сафину они не заметили.
– Не смей так разговаривать с моей сестрой, – Паша угрожающе понизил голос до баса. – Если тебе все кажется именно так – пусть. Я всегда знал, что ты слабак. Но не надо убеждать других в том, что все кончено. У Милы все еще точно впереди. Я сделаю что угодно, чтобы…
– Чтобы исполнить все ее мечты? – Между бровями Дани проступила глубокая складка. – Ну да, ты же у нас Дон Кихот. Давая, валяй, кидайся на мельницы. Получишь лопастями по физии, я хоть посмеюсь…