— Нет, не сейчас. Вообще — о чем? — несколько обиженно сказала девушка.
— Не приставай ко мне, — властно сказал он. — А потом добавил, чувствуя, как напряглось тело девушки под его рукой: — Малыши не должны приставать к старшим.
Женя рывком села и обхватила свои джинсовые коленки тонкими руками. Глаза ее смотрели с тревогой на фотографию голой мулатки. Фотография была наклеена прямо на обои.
— Ты что-то затеял, — сказала она.
— Я? Может быть, — задумчиво протянул Виталий и поскреб мизинцем щетинистый подбородок.
— Ты последний месяц все время о чем-то думаешь.
После минутной паузы Виталий промолвил:
— Может случиться, мне скоро придется уехать.
Ему показалось, что девушка вздрогнула.
— К родителям? — спросила она и, не дождавшись ответа, сказала: — Ты был у них полгода назад.
— Я сказал «придется», — проговорил он. — А тогда я ездил просто так.
— Почему «придется»? — Она повернула голову так, чтобы видеть его.
— Я задумал одно дельце, — сказал он.
— Я так и знала, — упавшим голосом сказала она и отвернулась.
— Все будет нормально, — с наигранной небрежностью бросил он.
— Ничего не будет. Ничего, — почти прошептала она. — Зачем ты мне лгал? Я узнала: тебя не увольняли. Ты сам ушел. Ты уже целый месяц нигде не работаешь. T^i только смотришь в потолок и что-то чертишь на бумажках. — Темп ее взволнованной речи все ускорялся. — Что ты там пишешь? Почему ты рвешь их мелко-мелко? Я знаю — у тебя деньги кончаются. Зачем ты купил тот дурацкий портфель? Тебе мало сумки?
Девушка развернулась к нему лицом, и он увидел ее покрасневшие глаза.
— Что ты задумал, Витус?
Они устроили поединок взглядов. По его окончании у девушки потекли слезы, а у Жукова часто-часто заморгали глаза.
— Я решил заработать. Давно пора. Мне уже тридцать стукнуло.
— Витус, миленький! — Девушка молитвенно сложила ладошки. — Я сердцем вижу: ты дерьмо задумал! Не хочешь быть в Москве — не надо. Давай уедем. Давай? Тула — хороший город. Мои родители уедут в село, а мы будем жить в квартире. Ты не будешь работать ни на каких противных дураков. А хочешь, поедем к тебе в Воронеж? Хочешь?
В лице Виталия что-то дрогнуло, и он привлек ее к себе со словами:
— Пока я хочу только тебя…
Шурик не спеша вел машину по шоссе. Сергей приоткрыл окно и смачно курил. Встречные фуры слепили их огненными глазищами.
— Сейчас будет кемпинг. За него проедешь метров двести до проселочной. Свернешь и пристройся в посадке, — распорядился Сергей.
Они встали у гюсадки, под ветвями почти безлистой акации. ^Сергей взглянул на часы.
— Минут через десять он подъедет.
Они заглушили мотор и сидели в полной тишине. Только издали, со стороны трассы, доносился иногда гул машин.
— Выключить свет? — спросил Шурик.
— Не надо, — сказал Сергей.
— Дай сигарету, — попросил Шурик.
— Ты ж не куришь, — сказал Сергей, протягивая пачку.
— Я иногда, — сказал Шурик.
Потом Сергей сказал:
— Про бычки и мусор помнишь?
— Да, — сказал Шурик. — Не бросать на землю. Уносить всегда с собой и выбрасывать далеко от места.
Докурив, Сергей тщательно погасил окурок в пепельнице автомобиля.
— Никого из ребят больше не видел? — вдруг спросил Сергей.
— Нет, — тихо сказал Шурик. — И не очень-то хотелось.
— А меня хотелось увидеть? — с насмешкой спросил Сергей.
— Захотелось, ротный, — как-то неожиданно тепло произнес Шурик.
Сергей помолчал, а потом попросил:
— Не зови меня больше «ротным». Я тебе больше не ротный. Ясно?
— Ясно… Только почему?
— Обсуждаешь приказы, — вполне серьезно сказал Сергей.
— Так ты же Геперь не ротный, — попытался пошутить Шурик.
— Тебе снится? — спросил отрывисто Сергей.
— Иногда, — признался Шурик.
— И мне, — сказал Сергей.
— С другой стороны, у нас теперь та же работа. Да еще и деньги платят, — сказал Шурик.
— Наверно, — задумчиво сказал Сергей. — Наверно, дело в том, что тогда все было в первый раз.
— Ты помнишь, как мы нашли в пещере Федоренко? — спросил Шурик.
— Конечно. Никогда не забуду.
— Я до этого какой-то спокойный был. А когда Федоренко увидел в той пещере, стал бояться, — признался Шурик. — Больше всего боялся, что к ним живым попаду.
— Я тоже, — сказал бывший ротный.
— Давно ты у этого Мазепы? — спросил Шурик.
— Уже два года. Почти два.
— Понятно.
— Что тебе понятно? — с неожиданной злостью сказал Сергей. — Думаешь, я всю жизнь мечтал?
— Ничего я не думаю, — довольно жестко отозвался Шурик.
Сергей снова прикурил и спросил:
— Ты веришь в переселение душ?
— Чего?
— В переселение душ веришь?
— Может быть. А к чему ты спросил?
— Я как-то в поезде ехал. Надо было в Питере кое с кем поработать. Я езжу в плацкарте. А в тот раз пришлось в купе. Со мной один попутчик разговорился. Про индийскую философию.
— Ну? И что? — с некоторым удивлением спросил его Шурик.
— Он сказал, что у всех у нас карма своя… Слышал про такое?
— Ну-ну, продолжай. — Шурик смотрел на Сергея с любопытством.
— Этот мужик сказал, что у каждого карма своя. И у воина бывает карма. Так и называется — карма воина. Если у человека карма убивать, то он и будет убивать. Значит, он нужен в этой жизни специально для убийства. Но это не значит, что в следующей жизни он станет свиньей или собакой. Совсем необязательно. Главное для воина — делать свое дело спокойно. Не должно быть никакой злости. Это просто призвание. Токарь делает деталь, каменщик стену кладет, а воин убивает. А те, кто с Федоренко так поступили… — Тут Сергей на секунду запнулся. — Они неправильно сделали. Убить — убей. Только зачем же…
— К чему ты мне это рассказываешь? — перебил Шурик.
Сергей удовлетворенно покивал:
— Ты меня верно понял, Шурик. Я тебе это говорю зачем-то. Зачем ты разговаривал с Леонидом Петровичем на «ты»? Он тебе в отцы годился.
— Да для него какая разница? — Шурик едва не подпрыгнул от изумления.