Но есть еще кое-что. Когда погибла моя семья, у меня не осталось наследников. Мне бы не хотелось, что бы мои земли перешли к кому-то чужому, поэтому я решил завещать их тебе. Я знаю, что ты справишься. Еще, Энинг, я догадываюсь, что тебя не обрадует мой подарок, ты наверняка захочешь отказаться от него. Однако я прошу тебя не делать этого. Я никогда не просил тебя ни о чем, но сейчас прошу: прими мой подарок, а через год, если захочешь, передай мой замок и мои земли тому, кого ты посчитаешь достойным. Мне очень не хочется, чтобы мое семейное гнездо перешло в чужие руки, но я верю, что ты найдешь достойного человека (однако надеюсь, что ты все же согласишься принять мой последний подарок).
Прощай Энинг и не печалься обо мне, я прожил долгую и не слишком радостную жизнь. Наше с тобой путешествие для меня было единственным светлым моментом после гибели семьи. Ради этого момента мне не страшно и умереть. И счастья тебе, Энинг».
Наверно я просидел минут пять, смотря на лист письма. Потом посмотрел на Мервина.
– Он мне ничего не говорил. Почему он ничего не сказал?
– Я же ведь не знаю, что он написал. – Мервин положил руку мне на плечо. – Но верю, что он хотел тебе только добра.
Тут ко мне подошли родители. Мама опустилась передо мной на колени и заглянула в глаза.
– Егор, ты плачешь?
– Нет, – я тряхнул головой. – Почему он ничего мне не говорил?
– Мне бы хотелось поговорить по поводу твоего наследства, Энинг, – вмешался Мервин.
– Какого наследства?! Зачем оно мне, если Буефар мертв?!
– Хватит ныть, – неожиданно жестко сказал Мервин. – Мне тоже жаль Буефара, но его не вернешь. Сейчас необходимо думать о живых. Это наследство важно не только как личный дар твоего друга. Тут есть еще много чисто политических моментов. Вот их я и хотел с тобой обсудить. И говорить я буду не только от себя, но и от имени короля Тевтонии. Он тоже просил обсудить их с тобой.
Мервин повернулся к Нарнаху.
– Вильен, я понимаю, что тебе было бы интересно тут кое-что услышать, но я вынужден попросить тебя удалиться. А также, – Мервин опередил хотевшего заговорить Нарнаха, – обратиться к твоей порядочности, чтобы ты не расспрашивал о нашем разговоре Энинга. Он все равно ничего тебе не скажет. Извини, но этот разговор не для посторонних и чем меньше о нем будут знать, тем лучше. А если тебе скучно, то организуй экскурсию для родных Энинга. К тому же им наверняка захочется поспрашивать тебя по поводу Энинга и об этом мире.
Мервин откровенно выставлял всех за дверь, чтобы остаться со мной наедине. Этот не слишком тонкий намек поняли все. Нарнах был слишком опытным торговцем, чтобы спорить. Поэтому он галантно предложил руку маме, другой рукой ухватил плечо Витьки и откланялся.
– Энинг, я надеюсь встретиться с тобой до совещания в гильдии, так что постарайся не сидеть с Мервиным допоздна.
Отец нерешительно потоптался, явно не зная на что решиться. То ли настаивать на своем присутствии, все-таки я в его представлении еще ребенок и он просто не мог понять, о чем это таком важном можно говорить с ребенком. То ли последовать за остальными. Однако Мервин весьма красноречиво раскрыл перед ним дверь и вежливо придержал ее, пока отец выходил. Только на пороге он нерешительно замер, но Мервин уже закрыл дверь.
– Что такого политически важного в этом завещании? – поинтересовался я.
– Важное в нем то, что сейчас между Амстерским союзом, Тевтонией и Китижским княжеством идут переговоры по поводу совместных действий против Сверкающего.
– Вы забыли добавить еще Византийскую империю. Мне кажется, переговоры идут еще и с ней. Или вы этого не знали?
Мервин уставился на меня как на привидении. Он даже не старался скрыть своей растерянности.
– Откуда ты об этом узнал?!
– Да что с вами? Я узнал об этом когда был в Константинополе. И кстати, об этом знаю только я. – Не рассказывать же было о Загерии, который кое-что узнал в канцелярии своего дяди?
– Искренне на это надеюсь. И я бы не советовал говорить об этом слишком много.
– Я вообще об этом не говорил. Но все равно не понимаю, какое это все отношение имеет к завещанию Буефара.
– Очень большое. Видишь ли, Китижское княжество находится в не слишком хороших отношениях с Тевтонией. Правильней было бы назвать их отношения взаимным недоверием. Однако последние события, когда Сверкающий хотел убить жену Ратобора, а свалить вину за это на посла Тевтонии помогло им быстро найти общий язык.
– А какое отношение все это имеет ко мне все-таки?
– А ты еще не понял? Ты центральная фигура этого объединения. Так получилось, что тебе доверяют и в Амстере, и в Тевтонии, и в Китиже. Не надо говорить, почему к тебе хорошо относятся в Амстере, в Тевтонии ты спас от гибели наследника трона. В Китиже тоже отличился. По сути, наш союз стал возникать после переговоров именно о твоей миссии. Я кое-что узнал от Винера, кое-что понял Даерх. Но больше всех о тебе узнал князь Китижа. Плюс к этому у каждого из нас нашлась причина нелюбви к Сверкающему. Как видишь, я не преуменьшал, когда говорил, что именно ты заложил, хоть и невольно, основу будущего союза. Я не говорю уже о том, что это именно ты помог разоблачить козни Сверкающего как в Амстере, так и в Китиже.
– Но теперь-то я вам зачем?
– Теперь-то ты больше всего и нужен. Союз еще не прочен, а ты идеальный посредник. Но при этом ты должен быть привязан к какой-нибудь из трех стран. Ратобор говорил, что ты как-то связан с Китижем, но выразился очень туманно. Ты почетный гражданин Амстера, но с Тевтонией тебя не связывает ничего. Скажу откровенно, что завещание Буефара подоспело как нельзя вовремя. Если бы не это, нам пришлось бы выдумать нечто подобное. Но есть еще один момент.
– Что еще-то? – чуть ли не простонал я, «восхищенный» той перспективой, которую мне навязывали.
– Насколько тебе доверяют в Амстере, Тевтонии или Китиже, настолько не доверяют в Византии.
– А им-то я чем не угодил?
– После того, как ваша компания покинула Константинополь, по городу поползли слухи, что это ты был причиной восстания.
– Да зачем мне это надо было?
– Естественно, чтобы свергнуть императора и посадить другого. Думаю, тебя не удивит источник слухов.
– Сверкающий.
– Точно. К тому же у них был пример Парадизии.
– Мне почему-то кажется, что между Парадизией и Византией существует разница.
– Важно не это. Важно, что этому поверил император, а его премьер-министр этот страх поддерживает.
– Император ладно. Я слышал кое-что о нем и поэтому не удивляюсь, но мне говорили, что премьер-министр умный человек.
– Именно поэтому он этот слух и поддерживает. Чем сильнее боится император, тем больше власти у премьер-министра. Однако в Византии очень недовольны последними действиями Сверкающего. Подняв степь на Балканы, организовав движение Слава к Днепру он нанес серьезный удар по торговле империи. Византийские купцы требуют головы Сверкающего и с этим в империи не могут не считаться. Но они не могут заключить договор с нами, пока мы не решим проблему с тобой. Если купцы требуют расправиться со Сверкающим, то нахлебники императора хотят разобраться с тобой, поскольку боятся варианта Парадизии. Сам премьер-министр попал в очень неудобное положение. Нагнав вокруг твоей персоны страха, он не может присоединиться к нам, не решив проблемы с тобой, поскольку окружение императора разорвет его на части, посчитав, что он сговорился с тобой и хочет сам сесть на трон. Но империя не может остаться и в стороне от этого, поскольку мало того, что потеряет авторитет в мире, но окажется в стороне и от союза, который вполне может в будущем угрожать ей. Поэтому премьер-министр тоже заинтересован в этом наследстве. Этим ты как бы покажешь всем в империи, что она тебя совершенно не интересует. Мол, я вот стал бароном Тевтонии и мне нет никакого дела до ваших внутренних дел.