– Но ведь и они о своих кавалерах говорят между собой не самые лестные вещи, а язычки у них будут поострее ваших. И потом вы сами даете им повод говорить и совершать глупости.
– Едва ли вы в этом так уж много смыслите, мэм! – заявил Лори тоном превосходства. – Мы, университетские, хоть и позволяем себе эти игры, но они нам вовсе не по душе. Знала бы ты, как в нашей среде ценят скромных и простых девушек! Если бы ты хоть раз незримо поприсутствовала при наших разговорах… Знаешь, когда я вижу вертихвостку, мне сразу вспоминается стишок нашего приятеля Робина:
Не верти хвостом, хохлатка,
Мне и без тебя не сладко!
Джо не могла не рассмеяться. С одной стороны, Лори хотел быть рыцарем и не отзываться дурно ни об одной особе прекрасного пола. А с другой, окружающее его общество являло такие примеры женской глупости и безрассудства, что он не мог удержаться от эпиграмм.
Джо знала, что многие мамаши прочат юного Лоренса в женихи своим дочерям и что дамы всех возрастов так его обхаживают, что другой на его месте уже давно превратился бы в неисправимого ловеласа. Джо всегда ревниво следила за другом, опасаясь, как бы его в конце концов не испортили. И теперешние его слова о скромных девушках очень обрадовали ее. Однако же она быстро опомнилась и вернулась к нравоучительному тону.
– Если ты говоришь все это искренне, то и выбери хорошую, скромную девушку, а вертихвосток оставь тем, кто им подстать.
– Ты всерьез это советуешь? – Лори взглянул на нее со смешанным чувством радости и тревоги.
– Да, но пока ты должен учиться и готовить себя к жизни. Просто ты еще не настолько хорош, чтобы заслужить такую девушку, про каких ты говорил… И неважно пока, кто она будет… – Джо в какой-то момент готова была уже произнести имя.
– Да, пока я не готов! – сказал Лори с непривычным для него выражением покорности и нервно накрутил себе на палец тесемку ее передника.
«Господи, я все только испорчу!» – подумала Джо, а вслух сказала:
– Мне хочется, чтобы ты пошел к пианино и спел. Я так соскучилась по музыке и по твоему голосу.
– А может, лучше я побуду здесь?
– Нет, здесь для тебя мало места. Сам по себе ты чересчур громоздкий, чтобы рассматривать тебя как украшение, но вот твой голос… И потом, помнишь, ты как-то сказал, что не желаешь быть привязанным к женскому переднику.
– Смотря по тому, чей это передник! – и Лори, резко дернув за тесемку, оторвал ее напрочь.
– Так ты будешь петь? – спросила Джо, закрывшись подушкой.
Пока он играл и пел, она потихоньку вышла и не вернулась до тех пор, пока он в конце концов не ушел, глубоко оскорбленный.
Джо долго не могла заснуть в эту ночь, а когда уже стала засыпать, до нее донеслись приглушенные рыдания Бет.
– Что ты, милая? – кинулась Джо к ее постели.
– Ничего. Я думала, ты спишь, – не переставая плакать, ответила Бет.
– Опять болит?
– Нет, это другая боль. Но она нестерпима.
– Но ведь тогда, помнишь, я помогла тебе. Может быть, и сейчас получится?
– Нет, теперь спасения нет! – прильнув к сестре, Бет так отчаянно зарыдала, что Джо испугалась.
– Где болит? Может, позвать маму?
Бет ничего не ответила, лишь одной рукой прикоснулась к сердцу, а другую положила на руку Джо. Но через какое-то время она все же заговорила:
– Нет, не зови маму и завтра ничего ей не говори. Ты только посиди со мной и погладь меня по голове. Я быстро усну, честное слово.
Джо долго гладила сестренку по волосам и вытерла мокрые от слез щеки. Ей очень хотелось поговорить с бедной девочкой, но она понимала: сердце, как бутон цветка, нельзя открыть насильно, надо ждать, пока оно само раскроется.
Уверенная, что знает причину страданий Бет, Джо просто спросила:
– Тебя что-то мучит, милая?
Помедлив, Бет сказала:
– Да, Джо.
– Поделись со мной, может быть, тебе станет легче.
– Только не теперь. Потом, хорошо?
– Я не буду больше спрашивать, но помни, что мы с мамой всегда рады выслушать и помочь, насколько это в наших силах.
– Я знаю и потом все расскажу вам обеим.
– Боль прошла?
– Да, мне намного легче. С тобой так хорошо, Джо.
– Спи, моя радость. Я побуду рядом.
Джо прилегла к ней на постель, и они уснули щека к щеке. Утром Бет казалась такой же, как обычно. И Джо подумала, что в восемнадцать лет ни голова, ни сердце не болят слишком долго.
После той ночи Джо приняла решение. А еще через несколько дней, все обдумав, завела разговор с матерью.
– Помнишь, ты на днях спрашивала, нет ли у меня каких-то желаний. Так вот, я хочу немного развеяться и куда-нибудь уехать на зиму.
– Почему, Джо? – в вопросе миссис Марч прозвучало возражение.
Не поднимая глаз от рукоделия, Джо попыталась объяснить:
– Мне хочется чего-то нового. Я должна видеть, делать и узнавать как можно больше. Мне трудно все время сидеть на месте. Позволь мне немного взбодриться! Если ты можешь эту зиму обойтись без меня, позволь мне вырваться из гнезда. Не бойся, я не хочу улетать слишком далеко.
– Куда же ты полетишь, моя пташка?
– В Нью-Йорк. Мне вчера пришла в голову отличная мысль. Помнишь, миссис Кирк писала тебе, что она ищет молодую особу, которая могла бы присматривать за ее детьми и шить. Пожалуй, это место по мне.
– Джо, это несерьезно. Ведь у нее огромный пансион, – миссис Марч взглянула на дочь с удивлением, но уже без прежней досады.
– Но все же это лучше, чем идти в прислуги. Миссис Кирк – добрый человек и наш друг. Я уверена, она поможет мне справиться с трудностями. Ее родные живут далеко от пансиона, никто меня не знает в Нью-Йорке. Да если и знали бы, что мне до этого? Я буду честно трудиться, и это ничуть меня не унизит.
– Мне тоже кажется, что этим можно только гордиться. Но как же твоя литература? Там у тебя совсем не будет времени.
– Это неважно. Пусть даже у меня не будет времени писать, зато я наберусь новых впечатлений. И вернусь домой с богатым материалом – хватит на целый том новой чепухи.
– Но это единственная причина, по которой ты хочешь уехать?
– Нет, есть еще другая.
– Я могу о ней узнать?
Джо густо покраснела, потом проговорила:
– Может, мне это только показалось, так, от тщеславия… но я опасаюсь, что… Дело в том, что Лори стал ко мне излишне внимателен.
– Ты хочешь сказать, что он увлекся тобой, ау тебя нет в сердце ответного чувства?
– Да, конечно! Мне нравится мой мальчуган, я горжусь им, но ничего другого между нами просто не может быть.