– А это было славное время! Долго вы будете заниматься всеми этими глупостями, Роза? – поинтересовался кузен, неодобрительно глядя на танцующих.
– Думаю, месяца три.
– Тогда прощайте до Нового года, – и Мэк исчез за портьерой.
– Роза, друг мой! Ты непременно должна взять в руки этого малого, пока он не сделался совсем медведем. С тех пор как вы уехали, он жил только своими книгами, так что мы совсем рукой на нег о мах нули. Только мать ворча ла по повод у его манер. Пообтеши его немного, прошу тебя. Ему давно пора оставить свои глупые замашки и обнаружить все то хорошее, что скрывается за его угловатостью, – дядя Мэк постарался сгладить грубость сына.
– Я знаю, какая у этого каштана сердцевина, поэтому мне нет дела до его колючек, а вот другие могут не знать. Я возьму его в руки и превращу в гордость семьи, – охотно ответила Роза.
– Возьми за образец Арчи. Он редкий молодой человек, и будет счастлива та девушка, которой он достанется, уверяю тебя, – дядя Мэк не оставлял мечты об этом сватовстве и полагал, что сделал очень тонкое замечание.
– О боже мой, как я устала! – воскликнула Роза, опускаясь в кресло, когда последняя карета отъехала от подъезда около двух часов пополуночи.
– Каково теперь ваше мнение обо всем этом, мисс Кэмпбелл? – спросил доктор, в первый раз называя ее тем именем, которое в сегодняшний вечер так часто звучало.
– Мнение мое таково, что мисс Кэмпбелл способна вести веселую жизнь, особенно если она будет продолжаться так, как началась; в таком виде она находит ее прелестной, – девушка улыбалась, все еще чувствуя на губах вкус того, что в обществе называется удовольствиями.
Некоторое время все шло хорошо, и Роза была счастлива. Свет казался ей прекрасным, дружелюбным местом, где исполняются самые светлые мечты. Конечно, это не могло длиться вечно, неизбежно должно было последовать разочарование. Молодость ищет рая на земле и горько плачет, когда находит вместо него будничный мир, преисполненный забот и тревог. Плачет, пока не научится радоваться и прославлять его возвышенными чувствами и добродетельной жизнью.
Все любившие Розу с беспокойством ждали, когда настанет крушение иллюзий, от которого не может оградить никакая забота. До сих пор Роза была так занята своими науками, путешествиями и домашним хозяйством, что не имела ни малейшего понятия об успехах, испытаниях и соблазнах большого света. Благодаря своему происхождению и состоянию она должна была рано или поздно столкнуться с разочарованиями. Доктор Алек, зная, что опыт – лучший учитель, благоразумно предоставил ей самостоятельно выучить этот урок, моля Бога, чтобы испытание не было слишком тяжким.
Октябрь и ноябрь пролетели быстро, уже приближалось Рождество с его весельем и светлыми надеждами на чудо. Роза сидела в своей маленькой комнатке подле гостиной и занималась приготовлением подарков для бесчисленного множества друзей, которые становились все нежнее и нежнее по мере приближения праздника. Из открытых ящиков комода она доставала всевозможные изящные мелочи и перевязывала широкими лентами.
В такие минуты лицо девушки обычно сияет от счастья, но Роза была серьезна. Время от времени она деловито и небрежно бросала в ящик очередной приготовленный пакет. Она не вкладывала в подарки особой любви.
Доктор Алек вошел в комнату и, увидев необычное выражение на лице племянницы, забеспокоился. Любое омрачавшее девушку облачко сразу бросало тень на лицо ее опекуна.
– Не можешь ли ты на минуту отвлечься от приятного занятия и зашить мне перчатку? – спросил он, подходя к столу, усыпанному лентами, кружевами и цветной бумагой.
– Конечно, дядя, с радостью.
Лицо ее вдруг просияло, обе руки протянулись за старой, изношенной перчаткой, а в голосе послышалась такая душевная радость, которая делает приятной самую ничтожную услугу.
– Леди Щедрость, кажется, страшно занята. Может, ей нужна помощь? – доктор бросил взгляд на разложенные перед ним сокровища.
– Нет, благодарю вас. Разве только вы вернете мне утраченный интерес к этому делу. Как скучно готовить подарки, если ты не собираешься дарить их любимым людям! – последние слова девушка произнесла с легкой дрожью в голосе.
– Я никогда ничего не дарю тем, кого не люблю. Почему бы и тебе не поступать так же? Ведь накануне Рождества все делается по доброй воле. Сколько у тебя должно быть друзей, если им предназначаются все эти штучки!
– Я думала, что они мои друзья, но оказалось, что далеко не все. Это-то меня и тревожит.
– Ну-ка, отложи мою перчатку, дорогая, и расскажи, что у тебя на сердце, – дядя Алек уселся напротив Розы с самым ласковым выражением лица.
Но та, крепко сжав вещицу, проговорила с жаром:
– Нет, нет, сначала зашью! К тому же я не смогу смотреть вам в глаза, пока не расскажу, какая я дрянная, подозрительная девушка, – и принялась орудовать иголкой, не поднимая глаз от работы.
– Хорошо, я с радостью выслушаю твою исповедь. В последнее время я замечал озабоченность на лице моей девочки. Неужели кто-то подмешал горечи в чашу со сладким нектаром?
– Да, дядя, я не хотела этого замечать, но это так. Мне стыдно, но я должна поделиться с вами. Научите, как вернуть чаше сладость, или заставьте выпить ее как лекарство.
Она помолчала минуту, затем девичьи печали полились из нее сплошным потоком:
– Дядя, большинству людей, которые так добры ко мне, я совершенно не нужна. Их не я интересую, а мои деньги. Эта мысль гложет меня, ведь я так радовалась и гордилась всеобщей любовью. Лучше бы у меня не было ни пенни, тогда бы я знала, кто мои настоящие друзья.
«Бедняжка! Она уже поняла, что блестит не только золото, и разочарования уже начались», – сказал доктор про себя, и заметил громко, с утешительной улыбкой:
– Поэтому пропало Рождество и исчезло удовольствие готовить подарки?
– О нет! Только не для тех, в ком я уверена. Для них я стараюсь больше, чем всегда. Я вкладываю всю душу в каждый стежок. Ведь тетушке Изобилие, тете Джесси, Фиби и мальчикам совсем неважно, сколько стоят мои подарки, они одинаково будут радоваться любой безделице.
С этими словами Роза открыла ящик комода, где лежали подарки, изготовленные ее собственными руками. Она любовно перебирала их, с улыбкой трогала голубую ленту на большом пакете, перевязанном морским узлом, словно вспоминая о том человеке, кому он предназначался.
– А вот эти, – она выдвинула другой ящик и полупечально-полупрезрительно подбросила его содержимое в воздух, – эти я купила и подарю, потому что на них рассчитывают. Эти люди озабочены лишь ценой подарка, им безразличен даритель. Не удивлюсь, если мне не удастся им угодить, кое-кто меня еще и осудит. Ну разве может радовать такое занятие?
– Конечно, нет. Но, может быть, ты чересчур несправедлива к ним, моя дорогая? Не позволяй зависти или эгоизму нескольких людей отравить твою веру во всех остальных. Почему ты считаешь, что никто из этих девушек тебя не любит? – спросил он, читая фамилии на разбросанных свертках.