А что если и судья не поверит мне? От этой мысли сердце у меня замерло, дрожь пробежала по телу. «Хоть бы поскорее кончилась эта неизвестность! – в отчаянии думал я. – Ах, как глупо поступил я, не послушавшись Маттиа!»
На другой день сторож, войдя в камеру, сказал, чтобы я шел за ним.
Пройдя по нескольким коридорам, мы подошли к небольшой двери. Сторож отворил ее и велел заходить. Это был зал суда, разделенный решеткой на две части: одна предназначалась для суда, другая – для публики.
На возвышении сидел судья, пониже его еще какие-то три господина, а недалеко от меня стоял в мантии и парике мой защитник.
Значит, у меня будет защитник? Кто же мне его прислал? Неужели Маттиа и Боб? Впрочем, теперь не время было раздумывать об этом. У меня есть защитник, и этого вполне достаточно.
На отдельной скамье сидели Боб, два его товарища, хозяин постоялого двора «Большой Дуб» и какие-то незнакомые мне люди, а на другой – полицейский и еще несколько человек. Я понял, что это скамьи свидетелей.
Публики собралось очень много, тут был и Маттиа. Мы переглянулись, и у меня стало легче на душе. Да, я буду защищаться, сделаю все возможное, чтобы оправдаться.
Прокурор заговорил первым. Он рассказал вкратце, как было дело. Взрослый мужчина и мальчик пытались ограбить церковь Святого Георга. Они забрались по лестнице к окну, разбили его и вошли внутрь. С ними была собака, которую они взяли, чтобы она предупредила их об опасности. Один прохожий – это было ночью, в четверть второго, – проходя мимо церкви, увидел в окне свет. Остановившись, он прислушался, и до него донесся какой-то треск. Тогда он разбудил церковного сторожа, они собрали людей и подошли к церкви.
Собака, услышав их, залаяла. Грабители, испугавшись, убежали через окно, бросив собаку. Полицейский Джерри взял ее, надеясь с ее помощью разыскать грабителей. И одного преступника – вот этого мальчика – он задержал благодаря ей. И на след второго грабителя уже напали.
Когда прокурор закончил говорить, судья спросил мое имя, возраст и занятие.
Я ответил ему по-английски, как меня зовут, сказал, что жил с родителями в Лондоне, на дворе «Красного Льва» в Бетналь-Грине, а потом попросил позволения говорить по-французски, так как вырос во Франции и только несколько месяцев тому назад приехал в Англию.
– Хорошо, – сказал судья. – Я знаю французский язык.
И я заговорил по-французски, стараясь доказать, что не мог попасть в церковь Святого Георга в четверть второго, так как в час я был на ярмарке, а в половине второго – у хозяина постоялого двора «Большой Дуб».
– А где были вы в четверть второго? – спросил судья.
– В это время я шел на постоялый двор.
– Но ведь это нужно доказать. Вы говорите, что шли на постоялый двор, а обвинитель полагает, что вы были в церкви. Вы могли выйти с ярмарки на несколько минут раньше часа, присоединиться к вашему сообщнику, поджидавшему вас около церкви, а когда грабеж не удался, добежать до постоялого двора.
Я возразил, утверждая, что этого не могло быть, но видел, что судья не верит мне.
– А как вы объясните то, что ваша собака была в церкви? – спросил он.
– Этого я не могу объяснить и даже не понимаю, как это случилось. Собака не была со мной на ярмарке; уходя, я привязал ее к фуре.
Больше я ничего не мог сказать, чтобы не выдать отца. Маттиа, на которого я взглянул, сделал мне знак продолжать, но я ничего не прибавил.
Вызвали церковного сторожа и заставили его поклясться на Евангелии, что он будет говорить правду. Это был очень толстый и низенький человек, с багровым лицом и сизым носом, державший себя очень важно.
Он начал рассказывать очень подробно, как его разбудили и сказали, что грабят церковь. Сначала он не поверил, думая, что это шутка; но потом встал и оделся. И он так спешил, что даже оборвал две пуговицы у жилета. Потом он пошел в церковь, отворил дверь и увидел – кого же? Собаку!
Когда сторож закончил, мой защитник начал допрашивать его.
– Кто запер церковь накануне? – спросил он.
– Я, – ответил церковный сторож. – Это моя обязанность.
– А можете вы присягнуть, что не заперли там собаку с вечера?
– Если бы там была собака, я бы увидел ее!
– У вас хорошее зрение?
– Да обыкновенное, как у всех.
– А правда ли, что полгода тому назад вы пытались влезть в бычью тушу, висевшую около мясной лавки?
– Я действительно нечаянно наткнулся на нее, потому что она висела совсем не на месте.
– Значит, вы не видели ее?
– Я шел задумавшись.
– Вы заперли церковь после обеда?
– Конечно.
– И в тушу вы хотели влезть тоже после обеда?
– Но…
– Это было тоже после обеда?
– Да.
– А какое пиво пьете вы за обедом: слабое или крепкое?
– Крепкое.
– Сколько бутылок?
– Две.
– А больше не пьете никогда?
– Иногда три.
– А четыре? Или шесть?
– Ну, это бывает очень редко.
– После обеда вы, может быть, пьете и грог?
– Иногда пью.
– Вы предпочитаете крепкий или слабый?
– Не очень слабый.
– А сколько стаканов вы выпиваете?
– Ну, это как случится.
– Может быть, иногда и три, и четыре?
Церковный сторож, лицо которого все больше багровело, ничего не ответил, и мой защитник сел, говоря:
– Теперь ясно, что свидетель мог запереть собаку в церкви с вечера. Он после обеда не видит даже быков, потому что ходит задумавшись.
Если бы я смел, то поцеловал бы защитника: он спас меня.
Ведь сторож и в самом деле мог запереть Капи в церкви. А если так, то меня должны будут признать невиновным.
После сторожа стали допрашивать людей, которые пошли к церкви вместе с ним. Но они не видели ничего, кроме того, что окно, через которое убежали грабители, было открыто.
Потом начали вызывать моих свидетелей: Боба, его товарищей и хозяина «Большого Дуба». Все они подтвердили мои слова, но, к несчастью нельзя было точно определить, в котором часу я ушел с ярмарки.
Когда закончился допрос свидетелей, судья спросил, не могу ли я сказать что-нибудь в свое оправдание. Что я мог сказать, кроме того, что невиновен?
Мне казалось, что меня наверняка оправдают, но вышло иначе. Судья сказал, что меня отправят в тюрьму графства, а затем, если признают нужным, мое дело будет разбираться в уголовном суде.
Уголовный суд! Я упал на скамью. Ах, зачем я не послушался Маттиа!