– Гаттерас!
– Клоубонни!
– Бэлл!
– Симпсон!
Эти четыре возгласа раздались почти одновременно. Небо было озарено великолепным сиянием, которое бледными лучами серебрило застывший морозный туман, вершины ледяных гор сверкали как расплавленное серебро. Путешественники находились в кольце тумана около ста футов в поперечнике. Благодаря прозрачности верхних слоев воздуха и сильному морозу слова доносились удивительно отчетливо, и путешественники могли беседовать, стоя на различных утесах. Не получив ответа на выстрелы, каждый из них постарался подняться выше тумана.
– Где сани? – крикнул Гаттерас.
– В восьмидесяти футах под нами, – ответил Симпсон.
– В исправности?
– Да.
– А медведь? – спросил доктор.
– Какой медведь? – недоумевал Бэлл.
– Медведь, которого я встретил и который чуть было не размозжил мне голову.
– Медведь! – вскричал Гаттерас. – Спустимся вниз!
– Не надо, – возразил доктор, – а то мы опять разбредемся, и тогда начинай все сначала!
– А что, если медведь нападет на собак? – сказал Гаттерас.
В этот миг из тумана послышался лай Дэка, отчетливо долетавший до слуха путешественников.
– Это Дэк! – воскликнул Гаттерас. – Наверно, что-то случилось. Я спускаюсь!
В тумане раздавалось разноголосое рычание, лай и завыванье, какой-то чудовищный концерт. Дэк и гренландские собаки бешено лаяли. Шум этот был похож на гулкое жужжание, в которое сливаются звуки в комнате, стены которой обложены матрацами. В непроглядной мгле происходила невидимая битва, туман ходил волнами, как море во время борьбы водяных чудовищ.
– Дэк! Дэк! – крикнул капитан, собираясь нырнуть в туман.
– Погодите, Гаттерас! Погодите! – крикнул доктор. – Туман как будто начинает рассеиваться.
Туман не рассеивался, но медленно опускался, как вода в спущенном пруде. Казалось, пар возвращался на поверхность снегов, где он зародился. Сверкающие вершины ледяных гор увеличивались в размерах, другие вершины, до тех пор погруженные во мглу, выплывали из тумана, подобно вновь образовавшимся островам. Вследствие легко объяснимого оптического обмана стоявшим на ледяных утесах путешественникам казалось, будто они поднимаются на воздух, на самом же деле под ними понижался уровень тумана.
Вскоре показалась верхняя часть саней, затем упряжные собаки, потом кучка каких-то неведомых зверей, наконец, копошившиеся громадные туши и прыгающий вокруг Дэк, голова которого то скрывалась в застывшем слое тумана, то выныривала из него.
– Песцы! – вырвалось у Бэлла.
– Медведи! – воскликнул доктор. – Один, три, пять!
– Наши собаки! Наши припасы! – сетовал Симпсон.
Стая песцов и медведей, набросившись на сани, уничтожала продукты. Голод объединил зверей, собаки яростно лаяли, но грабители не обращали на них ни малейшего внимания и продолжали бесчинствовать.
– Огонь! – крикнул капитан, стреляя в зверей.
Товарищи последовали его примеру. Как только раздались выстрелы, медведи подняли голову и издали забавное хрюканье – это был сигнал к отступлению. Они пустились наутек рысцой, более быстрой, однако, чем галоп лошади, и, сопровождаемые стаей песцов, вскоре скрылись на севере, среди хаоса льдов.
Глава 30
Тур
Этот характерный для полярных стран феномен продолжался три четверти часа, следовательно, медведи и песцы могли вдоволь поживиться. Съестные припасы как раз впору подкрепили этих зверей, изголодавшихся за время суровой зимы. Изодранный могучими когтями брезент саней, разбитые, с высаженным дном ящики с пеммиканом, опустошенные мешки с сухарями, рассыпанный на снегу чай, бочонок с рассевшимися клепками, из которого вытек драгоценный спирт, лагерные принадлежности, изорванные и разбросанные в беспорядке, – все свидетельствовало о ярости диких зверей и об их ненасытной жадности.
– Вот несчастье! – воскликнул Бэлл, глядя на печальную картину.
– И, как видно, непоправимое, – добавил Симпсон.
– Первым делом надо определить размеры урона, – сказал доктор, – а там уж потолкуем.
Гаттерас, не говоря ни слова, подбирал разбросанные ящики и мешки. Собрали пеммикан и годные для пищи сухари. Потеря целого бочонка спирта была очень чувствительна, потому что без спирта не будет горячих напитков – ни чая, ни кофе. Доктор составил опись сохранившихся припасов, установив потерю двухсот фунтов пеммикана и ста пятидесяти фунтов сухарей. Итак, если они будут продолжать путь, то придется довольствоваться половинными порциями.
Стали обсуждать, как быть дальше. Не вернуться ли на бриг, с тем чтобы потом предпринять новую экспедицию? Но не обидно ли потерять пройденные сто пятьдесят миль? Если они вернутся без спасительного топлива, это произведет на матросов удручающее впечатление. И кто после этого отважится пуститься в новый поход по льдам?
Благоразумие требовало идти вперед, чего бы это ни стоило.
Доктор, Гаттерас и Бэлл стояли за продолжение похода, но Симпсон советовал вернуться на бриг. Здоровье его расстроилось во время тяжкого похода, и он день ото дня слабел, но так как никто не разделял его мнения, то Симпсон молча встал перед упряжкой, и отряд тронулся в путь.
В течение трех следующих дней, с 15 по 17 января, путешествие протекало все с тем же однообразием. Отряд продвигался медленно, путешественники быстро уставали и испытывали слабость в ногах, собаки с трудом тащили сани. Еды явно не хватало, и люди и животные быстро слабели. Погода была по-прежнему непостоянна, сильная стужа внезапно сменялась сырым, пронизывающим туманом.
18 января ландшафт резко изменился. На горизонте выросло множество пирамидальных гор, их острые пики вонзались в небо. Местами из-под снега проступала земля, почва, как видно, состояла из гнейса, сланцев и кварца, кое-где прорезанных пластами известняка. Путешественники наконец вступили на твердую почву. По всем данным, это был остров Корнуолл.
Доктор от удовольствия даже топнул ногой о землю, до мыса Бельчера оставалось всего сто миль. Но дорога стала гораздо труднее в этой пересеченной местности, где то и дело встречались острые утесы, крутые уступы, расщелины и пропасти. Предстояло проникнуть вглубь страны, перевалить через прибрежный хребет и пробираться тесными ущельями, в которых снег достигал тридцати-сорока футов глубины.
Тут путешественники невольно пожалели о сравнительно ровной и легкой дороге на ледяных полях, столь удобных для санной езды. Приходилось напрягаться из последних сил. Измученные собаки не могли уже одни справиться с санями, люди припрягались к животным и, помогая им, выбивались из последних сил. Иной раз приходилось даже выгружать из саней продукты, чтобы подняться на крутой холм, на обледенелых склонах которого не за что было уцепиться. Иногда за час удавалось пройти всего каких-нибудь десять футов. Таким образом, в первый день прошли только пять миль по земле Корнуолла, которая вполне оправдывает свое название, так как в точности воспроизводит неровности, острые пики, крутые хребты и хаос скал на юго-западной оконечности Англии.