Чувствую, что меня захлестывает злость и нужно уйти раньше, чем она вырвется наружу.
– Я пойду с тобой, – предлагает Лэндон.
– Нет, все нормально, правда. Мы очень рано встали, был насыщенный день, и уже поздно, – уверяю я, и Лэндон кивает, хотя уверена, что он на это не купился.
У лестницы слышу, как он произносит:
– Он полный идиот.
Да, Лэндон. Так и есть.
Перед тем как подойти к шкафу и переодеться в пижаму, закрываю балконную дверь. Мысли так бурлят, что трудно сосредоточиться на одежде. Кроме одежды Хардина, ничего не попадается, но не хочу надевать его белую футболку. Мне нужно найти, в чем спать, среди своей дурацкой одежды. Порывшись в ящике, сдаюсь, решаю спать в тех шортах и футболке, которые на мне, и ложусь.
Кто эта таинственная девушка, с которой сейчас Хардин? Как ни странно, я больше расстраиваюсь из-за квартиры в Сиэтле, чем из-за нее. Если он хочет поставить наши отношения под угрозу, обманывая меня, это его выбор. Да, это то, что разрывает оставшуюся меня на куски, и не думаю, что когда-нибудь смогу восстановиться, но я не собираюсь зацикливаться на этом.
Не могу себе представить. Не верю, что он действительно мне изменяет. Несмотря на все то, что он совершил в прошлом, я просто не могу себе этого представить. Не после его татуировки и не после того, как он вымаливал прощение, стоя на коленях. Да, он изводит меня контролем и слишком деспотичен, кроме того, он не понимает, когда следует прекратить вмешиваться в мою жизнь, но он скорее хочет удержать меня рядом с собой, а не попытаться обманом сбежать.
Даже спустя час после того, как я, уставившись в потолок, считаю трещины в досках крыши, во мне пульсирует обида на Хардина. Не знаю, в состоянии ли я говорить с ним, но я знаю, что не в состоянии заснуть, пока не услышу, что он вернулся. Чем дольше его нет, тем больше я себя накручиваю. Не могу не видеть в наших отношениях двойные стандарты: если бы я была где-то с парнем, а Хардин не знал, где я, он, наверное, попытался бы поджечь лес вокруг. Это нелепо, смешно, но мне не до смеха. Я снова закрываю глаза, мысленно призывая сон.
Хардин
– Хочешь выпить? – спрашивает Лилиан.
– Конечно. – Я пожимаю плечами и поглядываю на часы.
Она встает и открывает бар. Перебирает бутылки, наконец выбирает одну и быстро показывает ее мне, словно Ванна Уайт. Отвинтив крышку с бутылки коньяка, который, я уверен, дороже, чем огромный телевизор на стене, она смотрит на меня с притворным сочувствием.
– Ты не можешь постоянно трусить.
– Заткнись.
– Ты так похож на нее, – хихикает она.
– На Тессу? Нет, абсолютно. С чего ты взяла?
– Нет, не на Тессу. На Райли.
– Чем именно?
Лилиан наливает темный коньяк в бокал и передает его мне, а потом опять усаживается на диван.
– А себе не нальешь?
Она царственно качает головой:
– Я не пью.
Конечно, не пьет. Мне тоже не следует пить, но слегка сладковатый, насыщенный аромат коньяка уносит воспоминание прочь.
– Так ты скажешь мне, чем я на нее похож? – Я в ожидании гляжу на нее.
– Вы оба такие; она тоже всегда ведет себя так, словно сердита на весь мир. – Она изображает на лице преувеличенное страдание и подгибает под себя ноги.
– Ну, может, она на что-то злится, – защищаю я ее подругу, хотя совсем ее не знаю.
И одним глотком наполовину опустошаю бокал. Коньяк крепкий, выдержан до совершенства, чувствую, как меня обжигает до пальцев ног.
Лилиан не отвечает. Вместо этого она поджимает губы и смотрит на стену позади меня в глубокой задумчивости.
– Я не какой-нибудь доктор Фил [2] , без всяких «Хочешь поговорить об этом?», или там чертова «Кумбайя» [3] , – говорю я, и она кивает.
– Я и не жду «Кумбайю», но считаю, что ты должен, по крайней мере, придумать план, как извиниться перед Тамарой.
– Ее зовут Тесса, – поправляю я, внезапно раздражаясь из-за этой мелкой ошибки.
Она улыбается и перекидывает свои каштановые волосы на одно плечо.
– Тесса, извини. У меня двоюродную сестру зовут Тамарой, наверное, я сейчас думала о ней.
– С чего ты решила, что я стану извиняться? – Я прижимаю язык к нёбу в ожидании ее ответа.
– Шутишь, что ли? Ты должен извиниться! – почти кричит она. – По крайней мере, ты должен сказать, что поедешь с ней в Сиэтл.
Я устало морщусь.
– Я не собираюсь в Сиэтл, черт возьми.
В конце концов, почему Тесса и эта гребаная Тесса номер два заставляют меня ехать в Сиэтл?
– Тогда, я думаю, она уедет без тебя, – отвечает она отрывисто.
Смотрю на нее, на эту девушку, которая, как я думал, сможет меня понять.
– Что ты сказала? – Я резко ставлю бокал с коньяком, так, что коричневая жидкость выплескивается и растекается по белой поверхности стола.
Лилиан удивленно поднимает брови.
– Я сказала, что думаю, что она уедет без тебя, потому что ты пытался помешать ей снять квартиру, а значит, не готов двигаться по жизни вместе.
– Да мне совершенно насрать на то, что ты думаешь.
Хочу уехать. Я знаю, что она права, но не могу этого признать.
– Да, ты переедешь с ней, ты просто не можешь это признать. Ты пришел, чтобы разобраться в себе. Ты притворяешься, что тебя все это не касается, но на самом деле тебя эта ситуация сильно беспокоит.
Снова беру бокал и допиваю остатки, потом встаю и иду на выход.
– Ты обо мне всего не знаешь, – цежу я сквозь зубы.
Лилиан встает и случайно касается меня.
– Да. Как я и говорила, ты очень похож на Райли.
– Тогда мне ее жалко, потому что ей приходится терпеть, – начинаю я раздраженно, но останавливаю себя: ведь Лилиан не сделала ничего плохого, она на самом деле пытается помочь мне и не заслуживает моего гнева.
Я вздыхаю.
– Прости, ладно? – Я иду обратно в гостиную и шлепаюсь на диван.
– Видишь, извиняться не так сложно, не правда ли? – Лилиан улыбается, подходит к бару и приносит коньяк. – Думаю, тебе нужно еще выпить. – Она улыбается и берет мой пустой бокал.