– Да, уехал. – Мой голос звучит безжизненно, незнакомо даже для меня самой.
– Я не знал, что вы были не вместе.
– Мы… ну… мы просто хорошие друзья.
– Можно я спрошу кое-что еще, прежде чем мы сменим тему? – Ной смотрит мне в лицо. – Я знаю этот взгляд: ты же ищешь повод, чтобы это сделать.
Даже спустя несколько месяцев Ной хорошо меня понимает.
– Что ты хочешь услышать? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня в упор. Это долгий, слишком долгий взгляд.
– Если бы можно было все вернуть, ты вернула бы, Тесса? Я слышал, как ты сказала, что хотела бы стереть последние полгода из памяти… и если бы это было можно, ты бы и вправду так сделала?
Сделала бы я это?
Сажусь на диван и задумываюсь. Хотела бы я повернуть все вспять? Стереть все, что случилось со мной за последние полгода? Бесконечные скандалы с Хардином, разрушенные отношения с матерью, предательство Стеф, унижение – всё.
– Да. Не раздумывая.
То, как рука Хардина касается моей, как он обнимал меня, прижимал к своей груди. Как он иногда хохотал так, что его глаза превращались в узкие щелочки, и его смех проникал мне в уши, в сердце, заполнял всю квартиру тем редким счастьем, от которого я чувствовала себя более живой, как никогда в жизни.
– Нет. Не стала бы ничего менять. Не могу, – меняю я ответ, и Ной качает головой.
– Что с тобой? – смеется он, усаживаясь в кресло напротив дивана. – Никогда не замечал в тебе такой нерешительности.
Я твердо качаю головой:
– Я бы ничего не стерла.
– Уверена? У тебя был не лучший год… а ведь я даже половины не знаю.
– Уверена, – еще раз киваю и усаживаюсь поудобнее. – Но кое-что я бы сделала по-другому, например, то, что касается тебя.
Ной чуть улыбается.
– Да, я бы тоже, – спокойно соглашается он.
– Тереза! – Мне на плечо ложится ладонь и легко встряхивает. – Тереза, просыпайся!
– Встаю, – со стоном отвечаю я, открывая глаза.
Гостиная. Я в гостиной моей матери. Я сдергиваю с ног одеяло… это Ной меня прикрыл. После того, как мы поболтали, а потом сели вместе смотреть телевизор, как в старые времена, я решила прилечь.
Уворачиваюсь от маминой руки.
– Который час?
– Девять вечера. Я решила разбудить тебя раньше. – Она поджимает губы.
У нее что-то, видимо, сместилось в голове, раз она разрешила мне поспать днем. Как ни странно, меня это забавляет.
– Извини, я даже не помню, как заснула. – Я потягиваюсь и поднимаюсь. – Ной уехал?
Заглядываю на кухню, но его там нет.
– Да. Миссис Портер очень хотела тебя видеть, но я сказала, что сейчас не самое удобное время для этого, – говорит она и идет на кухню.
Я иду следом на запах чего-то вкусного.
– Спасибо.
Жалко, что я нормально не попрощалась с Ноем, особенно потому, что понимаю, что больше его не увижу.
Мать подходит к плите, бросая мне через плечо:
– Я вижу, Хардин пригнал твою машину.
В голосе ее слышатся неодобрение. Через мгновение она поворачивается ко мне и протягивает тарелку с салатом и жаренными на гриле помидорами.
Я не разделяю ее мнения о вкусной еде. Тем не менее я беру тарелку.
– Почему ты не сказала мне, что ночью сюда приезжал Хардин? Я помню.
Она пожимает плечами.
– Он просил не говорить.
Сажусь за стол, ковыряюсь в «ужине».
– С каких это пор ты беспокоишься о том, что он хочет? – спрашиваю я, ожидая бурной реакции…
– Я не беспокоюсь, – замечает она, накладывая себе еду на тарелку. – Я не упомянула об этом, потому что в твоих интересах все забыть.
Вилка с противным звоном падает из пальцев на тарелку.
– Утаивать что-либо от меня не в моих интересах, – говорю я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие. Чтобы подчеркнуть это, я вытираю губы идеально сложенной салфеткой.
– Тереза, не вымещай на мне свои обиды, – говорит мать, садясь за стол. – Что бы этот человек тебе ни сделал, все это произошло по твоей вине. Не по моей.
На мгновение на ее губах появляется снисходительная усмешка. Встаю из-за стола, бросаю салфетку на тарелку и выхожу из кухни.
– Куда ты собралась, юная леди? – зовет она.
– Спать. Завтра мне вставать в четыре, и мне далеко ехать, – кричу я сверху и закрываю дверь спальни.
Ложусь на кровать, где спала все детство… и сразу на меня начинают давить светло-серые стены. Я ненавижу этот дом. Не должна, но ненавижу. Ненавижу то, как я не могу тут вздохнуть без нотаций и замечаний. Я никогда не понимала, в какой клетке и под каким надзором находилась всю жизнь, пока не почувствовала первый глоток свободы с Хардином. Мне нравится пицца на ужин и проводить весь день с ним в постели голой. Ни салфеток, никаких щипцов для волос, ни этих отвратительных желтых штор.
Не успеваю остановиться и звоню ему.
Он отвечает со второго гудка.
– Тесс? – произносит он, задыхаясь.
– А, да, – шепчу я.
– Что случилось? – пыхтит он.
– Ничего, а с тобой все в порядке?
– Эй, Скотт. Вернись, – произносит женский голос на заднем плане.
Мое сердце начинает биться в груди, как молот, и я перебираю варианты.
– О, ты… Я тебя отвлекаю.
– Нет, все нормально. Она может подождать.
Через секунду фон становится глуше. Видимо, он куда-то отошел.
– Да нет, все в порядке. Ладно, я просто не хочу… тебя отвлекать.
Смотрю на серую стену рядом с кроватью: уверена, что она стала немножко ближе. Словно готовится к прыжку.
– Хорошо, – вздыхает он.
Что?
– Ладно, до свидания, – быстро говорю я и вешаю трубку, хватаясь рукой за рот, чтобы не стошнило прямо на мамин ковер.
Это в каком-то смысле логично…
У бедра вибрирует телефон, и на экране высвечивается имя Хардина. Я отвечаю, сама не знаю почему.
– Я занят не тем, что ты подумала… Я даже не понял, как это звучит со стороны, – сразу же говорит он.
Я слышу, как в трубке, заглушая голос, воет ветер.
– Все нормально, правда.
– Нет, Тесс, ты не поняла. Если бы я сейчас с кем-то был, это было бы ненормально, так что перестань делать вид, что тебе это неважно.
Ложусь на кровать на спину, мысленно признаваясь себе, что он прав.