Он с трудом поднялся на ноги, пытаясь удержать равновесие, когда корабль лег сначала на один борт, а потом на другой. Кто-то схватил его за лодыжки. Решив, что это главарь, безликий и безымянный, он с размаху ударил его ногой и лишь потом сообразил, что, скорее всего, это кто-то из узников взывал к нему о помощи. Но времени исправлять содеянное у него не было — корабль вновь встал на дыбы, задирая нос к небесам. Разбитые нары, ничем более не удерживаемые, всей массой надвинулись на него. Острые края впились ему в руки и ноги. Узники, которые не могли удержаться на наклонном полу, повалились на него сверху, и Льва погребла под собой лавина из тел и обломков досок.
Придавленный этой копошащейся массой, Лев отчаянно старался ухватиться за что-либо, чтобы остановить падение. Корабль тем временем встал под углом в сорок пять градусов. Что-то металлическое ударило его в скулу. Лев упал и покатился кубарем, пока не уперся спиной в горячую деревянную стену, отделявшую трюм с заключенными от паровой машины. Узники, сорванные со своих нар, оказались прижатыми к ней и замерли в ожидании, пока корабль не нырнет носом вниз. Все они слепо шарили руками вокруг себя, надеясь ухватиться за что-либо, поскольку отчаянно страшились очередного полета в темноту и неизвестность. Пальцы Льва бессильно скользили по гладкому и холодному борту корабля. Уцепиться было не за что. Корабль перестал карабкаться вверх и на мгновение застыл на гребне волны.
Лев внутренне подобрался, готовясь к тому, что вот сейчас его швырнет вперед и он окажется совершенно беспомощным — остальные узники навалятся на него и раздавят. Вокруг царила кромешная тьма, и он попытался вспомнить внутреннее устройство трюма. Единственным шансом на спасение оставался трап, ведущий к люку на палубу. Корабль клюнул носом, срываясь в пропасть и все ускоряя движение. Лев изо всех сил рванулся в ту сторону, где, по его расчетам, находились ступеньки трапа. Врезавшись плечом во что-то твердое — это оказались те самые ступеньки, — он сумел обхватить их рукой, согнув ее в локте, и в это мгновение нос корабля врезался в набегавшую волну.
Корпус вновь содрогнулся от удара, больше похожего на взрыв. Лев не сомневался, что в следующий миг судно развалится на части, как орех под ударом молотка. Ожидая торжествующего рева врывающейся в пробоины воды, он услышал треск ломающегося дерева, за которым раздались крики. Его с такой силой бросило вперед, что он испугался, как бы рука, которой он обхватил ступеньку, не выскочила из плечевого сустава. Но все обошлось. Корпус уцелел.
Лев огляделся по сторонам и увидел дым, в самом буквальном смысле: он не только обонял дым, но и видел его. Откуда же в трюм пробился свет? Стук паровой машины стал громче. Оказывается, это не выдержала и разлетелась деревянная переборка, за которой открылось машинное отделение. В центре его рдела топка парового котла, а вокруг громоздились обломки дерева и исковерканные тела.
Лев прищурился — после полной темноты даже слабый свет резал глаза. Трюм перестал быть тюрьмой. Заключенные — самые опасные люди во всей пенитенциарной системе — получили доступ к помещениям экипажа и капитанской рубке, куда могли попасть из машинного отделения. Старший механик, с ног до головы покрытый угольной пылью, поднял руки, сдаваясь. Какой-то урка прыгнул к нему, прижав его к раскаленному кожуху паровой машины. Стармех закричал, а воздух наполнился вонью горелой плоти. Он попытался оттолкнуться от металла, но заключенный не давал ему вырваться, радостно скалясь и поджаривая механика живьем. Глаза у того вылезли из орбит, с губ летела пена, а урка весело заорал:
— Захватывайте корабль!
Лев узнал голос. Это был тот самый мужчина, который влез к нему на нары, главарь банды с ножом, человек, собиравшийся убить его.
Тот же день
Раскачиваясь из стороны в сторону и ударяясь плечом то в одну переборку, то в другую, Тимур бежал по узким коридорам «Старого большевика», стремясь задраить две двери, ведущие наверх из машинного отделения. Он был на мостике, когда корабль сорвался в пропасть между двумя валами, словно соскользнув с водяного утеса, и нос опустился на добрых тридцать метров, прежде чем врезаться в новую волну. Тимура швырнуло вперед, он перелетел через стойку с навигационным оборудованием и распростерся на полу. Стальная обшивка корпуса завибрировала от сокрушительного удара. С трудом поднявшись на ноги и выглянув в иллюминатор, он увидел, как на него мчится вспененная масса воды, грязно-серая с белыми хлопьями. Тимур был уверен, что корабль тонет, идет ко дну, но тут нос вновь задрался кверху, нацеливаясь в небо.
Чтобы оценить степень полученных повреждений, капитан вызвал по внутренней связи машинное отделение, но ответа не было. Электричество горело, паровая машина работала, а корпус наверняка не получил пробоин. Корабль просто не мог бы так быстро взмыть на гребень волны, если бы внутрь попало достаточное количество забортной воды. Но если наружная обшивка не дала течи, то единственной причиной отсутствия связи должно было стать обрушение деревянной перегородки. Заключенные вырвались на свободу: они могли попасть в машинное отделение и подняться по трапу наверх, в носовую надстройку. Если узники окажутся на верхней палубе, они убьют всех и направят корабль в международные воды, где попросят предоставить им убежище в обмен на антикоммунистическую пропаганду. Пятьсот арестантов против тридцати членов экипажа, из которых всего двадцать человек были охранниками.
Контроль над нижними палубами был потерян. Они не могли освободить машинное отделение и спасти кочегаров и механиков, работавших там. Однако еще оставалась возможность заблокировать эти помещения, заперев заключенных внизу. Из машинного отделения наверх вели два выхода, и сейчас Тимур бежал к первому. Еще одна группа охранников спешила ко второму. Если какая-либо из дверей окажется открытой и попадет в руки узников, то корабль обречен.
Повернув направо, потом налево, он слетел вниз по последнему пролету трапа и оказался на нижнем уровне надстройки. Прямо впереди, в самом конце коридора, виднелась первая дверь. Она не была заперта и громко хлопала о стальные переборки. Корабль вновь задрал нос, и Тимур упал на четвереньки. Тяжелая стальная дверь распахнулась. За ней показалась толпа узников, человек тридцать или сорок, которые лезли по трапу из машинного отделения. Они увидели друг друга одновременно: дверь находилась посередине между ними, отделяя их от свободы или плена.
Урки рванулись вперед. Тимур тоже бросился к двери и навалился на нее всем телом как раз в тот момент, когда десятки рук уперлись в нее с обратной стороны, толкая ее в противоположном направлении. Он не мог долго сопротивляться, силы были неравны, и ноги его уже заскользили по полу. Узники почти вырвались на свободу. Он потянулся за пистолетом.
Но тут корабль повалился на борт, отбросив заключенных от двери, а Тимура, наоборот, прижав к ней. Дверь с лязгом захлопнулась. Тимур начал быстро вращать запорный штурвал. Если бы буря накренила корабль на другой борт, Тимур оказался бы на полу, а узники хлынули бы наружу и просто затоптали его. А сейчас они в бессильной злобе барабанили в стальную дверь, осыпая его проклятиями. Но здесь их голоса были едва слышны, а удары бесполезны. Тяжелая стальная плита наглухо перекрыла им путь к свободе.