Сегодня вечером позвонили из школы – обрадовать меня, что я участвую в областной олимпиаде по русскому языку. Гм. В прошлом году я заняла первое место. Мы должны были ехать на российскую олимпиаду, но у области неожиданно закончились деньги. Поездка не состоялась. В этом году средства обещают выделить. Так что придётся идти на олимпиаду. Ужасно не хочу – к ней ведь надо готовиться. Ну почему никто не может понять, что я такая же, как все, и просто хочу отдохнуть? Поиграть на пианино, почитать, сходить в кино.
6 января 2000 года
День рождения папы. Первый раз празднуем без Димки… Всё как-то не так… Если Новый год можно пережить на всеобщем гребне веселья, то день рождения и сам по себе не предполагает особой радости. По крайней мере, я свой никогда не любила. И папа тоже.
И всё-таки мы старались. Я весело смеялась, щёлкала фотоаппаратом и заставила папу сдуть с торта все его законные свечки… Правда, при этом на скатерти оказался и весь шоколад. Что поделаешь, технические накладки.
7 января 2000 года
Рождество. Тихо-тихо падает снег за окном. Во всех комнатах горят свечи, и в квартире так приятно пахнет разогретым воском, ёлкой, мандаринами, шоколадом… Утром мы ездили в церковь, на службу. Как раз после Нового года открыли старую Покровскую церковь, и вот сегодня мы с родителями наконец там побывали. Удивительное ощущение – так тепло и чисто на душе, как будто её выкупали в святой воде…
…Церковь удивительная. Говорят, после революции её хотели разрушить, но не смогли – все разрушающие инструменты отскакивали от стен, как резиновые. Новая власть решила устроить там планетарий. Даже остановка трамвайная возле церкви до сих пор так называется, хотя планетарий закрыт уже много-много лет. Сейчас церковь как новенькая. Чистая, уютная, и свет в ней падает так, как бывает только в старых церквах, – красивыми косыми снопами. И хочется встать в центре храма на колени, прямо под этот чистый, струящийся из окон мягкими лучами свет, и плакать, и молиться до тех пор, пока душа не перестанет болеть…
9 января 2000 года
Завтра начинается олимпиада по русскому языку. Областная. Идти не хочется, но, увы, надо. По идее я должна сейчас сидеть и повторять правила. Или листать орфографический словарь. Или, на худой конец, читать Шолохова, потому что на зимние каникулы нам было задано прочесть пять его произведений, из которых, к счастью, мне нужно было читать только «Поднятую целину»: остальные я изучила ещё летом.
Вместо всего этого я почти час разбирала фотографии. Нет, я честно пыталась читать Шолохова. Но «Поднятая целина» вызвала у меня столько грустных и противоречивых мыслей, что я захлопнула книгу и пошла листать старый альбом.
Тёмно-синий бархатный переплёт. Картонные страницы, к которым намертво приклеены пожелтевшие от времени чёрно-белые карточки. На них – моя прабабушка, Пелагея Парфёновна. Старенькая, с усталыми глазами. Платье в горошек, белый платочек на голове. Рядом – моя бабушка и мама, совсем ещё девочка, с огромным бантом.
Прабабушка моя жила на Украине (кажется, теперь правильно говорить «в Украине», но почему-то у меня это сочетание вызывает едва ли не зубную боль). Была замужем за моим прадедом, Антоном Ивановичем. У них был свой дом, двор, какая-то живность и даже (о ужас!) наёмные работники. Тёплой августовской ночью 1936 года её, беременную моей бабушкой, вместе с мужем и тремя чуть живыми от страха детьми, младшему из которых не было и года, посадили в товарный вагон и отправили в ссылку. В Сибирь. В одну ночь у них отобрали всё: дом, двор, упорядоченную привычную жизнь. И отправили в бурятский городишко Улан-Удэ, как кулаков. У них не было с собой никаких вещей – в поезд всех «забросили» ночью, собраться не дали, денег не было. Я не представляю, как они пережили пять суток в товарном вагоне. Как потом устроились впятером в крошечной комнатушке с двумя кроватями, выделенной им в одном из бараков, заботливо построенных советской властью на окраине города. Я вообще не представляю, как им удалось выжить. Моя бабушка родилась в январе 1937 года. А в 1939-м прадедушку арестовали по «политической» статье. Он пробыл в лагере десять лет. Прабабушка пережила войну, голод и холод, одна поднимала четверых детей. Её старший сын ушёл на фронт и не вернулся. Младший умер от пневмонии в возрасте двенадцати лет. Выжили только моя бабушка и её старшая сестра Тамара. Прадеда реабилитировали в 1949-м, а в 1950-м он умер от туберкулёза. Тамара, которой тогда было 18 лет, вышла замуж и переехала в Сибирск. Через несколько лет туда же переехали прабабушка Пелагея с моей будущей бабушкой Варварой.
А дальше была простая советская жизнь. Только с клеймом «раскулаченные».
Всю семью реабилитировали в конце 50-х. Но вернуться назад, в Винницкую область, прабабушка с дочерьми уже не могла: некуда было, да и не к кому. Правда, говорят, что после войны она получила какое-то письмо, якобы от своей сестры, прочитала его, поплакала и порвала.
Она никогда не рассказывала о своём прошлом. И всю жизнь ненавидела советскую власть. И никогда не улыбалась. Ни на одной из старых пожелтевших фотографий мы не увидим её улыбки.
Она умерла в 1987 году. Просто от старости. Заснула и не проснулась. Ей было 86 лет. Как это ни ужасно, обе мои бабушки, её дочери, умерли в тот же год от разных болезней. Как будто кто-то позвал их за собой на тот свет.
И когда я читала сцену раскулачивания из «Поднятой целины», я буквально видела, как комиссары врываются в дом моей прабабушки. И сердце стучало так сильно и больно, что я просто не могла читать дальше…
11 января 2000 года
Олимпиада длилась два дня. Меня «выкинули» перед третьим туром. Было немного обидно: на одно из заданий я написала большое сочинение, которое даже мне самой понравилось, и вдруг… Так хотелось выиграть! Хотя бы из спортивного интереса. Через три-четыре дня Татьяна Мироновна пойдёт смотреть работы. Почему-то она считает, что меня засудили. А я не хочу и думать об этом.
12 января 2000 года
Только что пришли с Олиных соревнований по танцам. Мы ходили втроём: я, Ната и Стёпа. Оля с Диком танцевали прекрасно. Особенно латиноамериканские танцы. Когда они вместе вышли на паркет, такие красивые и счастливые, у нас с Наташкой даже дыхание перехватило. Правда, первый приз достался другой паре, хотя, мне кажется, зря. Единственное, чем они превосходили Олю и Эдуарда, – это яркостью костюмов. Зато приз зрительских симпатий получили именно Дик и Оля! Знаешь, дружок, мне даже стало немного стыдно, что я не умею танцевать…
13 января 2000 года
Да что же это такое? Ещё вчера Оля и Дик были самой красивой парой на соревнованиях, а сегодня Оля заявляет мне, что они расстались!
Оля рассказала нам об этом сегодня на большой перемене. Мы с Наташей вспоминали, как здорово они с Диком выступали, и вдруг у Оли задрожали губы и она, опустив голову, тихо-тихо сказала: «Мы с ним расстались. Вчера».
– Как? – в один голос изумились мы с Натой.