Он прошёл в свою комнату, даже не заглянув ко мне. Ещё одна странность. Закрыл дверь и, судя по звукам, не раздеваясь, лёг на кровать. Слишком много странностей. Я бросила зубрёжку и пошла выяснять, в чём дело.
– Привет, – сказала я, осторожно заглядывая в комнату.
– Привет, Риша. Учишь?
– Учу.
Видя, что брат не возражает против моего присутствия, я вошла и села на край его кровати.
– Ты чего так рано?
– Да так… – он помолчал, словно решая, можно ли обсудить со мной волновавшую его тему. – Кое-что случилось.
– Что именно?
– Ребята из нашего отряда – Антоха, Мишка, Юра Епишин – отправляются в Чечню. Ты же слышала в новостях, что там опять происходит.
– Димка… Ты тоже хочешь ехать?
– Я не знаю, Марин. Ребята вызвались в эту командировку сами. Антон сегодня зашёл ко мне и спросил, поеду ли я. А я так и не ответил.
– Почему?
– Потому что не уверен, что хочу ехать. И потому, что мне кажется, я должен быть там.
– Когда ты должен сообщить о своём решении?
– Завтра.
– А когда отъезд?
– Через две недели.
Я крепко-крепко его обняла.
– Не надо, Дим. Пожалуйста, не уезжай.
Он молчал.
– Вы все словно сговорились. Стёпа, Наташа, теперь ты… Это… нечестно.
– Риша, ну ты как дитя, честное слово. Это просто стечение обстоятельств.
– Дим, у нас это стечение обстоятельств постоянно происходит. В прошлый раз ты ехал, чтобы прийти в себя, но теперь, теперь-то зачем, когда у тебя всё хорошо?
Сказала лишнее. Прикусила язык.
– Ох, много ты понимаешь, сестрёнка… Я не хочу больше говорить об этом. Мне нужно подумать.
И он выпроводил меня за дверь.
Через час мне позвонила Оля.
– Это правда? – не здороваясь, спросила она очень взволнованно.
– Что?
– Не притворяйся, Марина. Что Дима снова собрался в Чечню.
– Не знаю, Оль. Он мне сказал только, что будет об этом думать.
– Значит, уже подумал…
Вот так да. Именно Оле (не мне, не родителям!) он сообщил о своём решении первой. Пока я пыталась осмыслить происходящее, в коридоре хлопнула дверь. Димка ушёл. Куда, зачем? Я выглянула в окно. Он шагал через двор по направлению к Олиному подъезду.
– Оля, он идёт к тебе, – тихо сказала я.
В трубке раздались короткие гудки. Через несколько минут я увидела, как Оля с Димой вышли из подъезда. Держась за руки.
…Домой Димка вернулся очень поздно. Родителям он ничего не сказал. Я же, тихонько проскользнув в комнату брата, едва он вошёл, попыталась продолжить наш разговор.
– Ты решил?
– Решил. Я должен ехать.
– Хорошо.
– В этот раз будет не так опасно.
– Хорошо.
– Понимаешь, я не могу остаться.
– Да.
– Марина, Ришка, ну прости меня. Я не могу по-другому.
– Да, не можешь, – я думала, что не буду плакать, но комок уже подступил к горлу, и у меня не был сил сдержаться. – Димка, я всё понимаю… Кроме одного: почему этой войне опять нужны такие как ты – храбрые, отчаянные, мужественные? Зачем всё это, Дима?
Он обнял меня.
– Не говори пока маме. Я скажу сам, через недельку. Когда ты поступишь.
О да, с такими событиями я точно «поступлю…»
12 июля 2000 года
Полночи я проревела в подушку. Я не плакала так, когда уехал Стёпа: наверное, просто была в шоке от того, что произошло между нами. Не рыдала, когда уезжала Наталья. Видимо, так надо было – чтобы хватило на эту ночь.
Когда Стёпа прислал уже привычную эсэмэску: «Spokojnojnochi, Baby!» – я ответила ему что-то такое нервное, что он позвонил в ту же секунду.
– Что случилось, Риша?
– Мой брат уезжает в Чечню…
Стёпа утешал меня, говорил какие-то ласковые слова, а за ним ярким фоном шумела Москва: гудели машины, выли сирены… И мне становилось только хуже от его слов, потому что я всё чётче и чётче осознавала, как он далеко от меня…
Мы попрощались, и, как только в трубке раздались короткие гудки, из меня неконтролируемым потоком хлынули слёзы. Я ревела, пока не погасли фонари во дворе, а они всегда отключаются ровно в два часа ночи. В два часа ночи отключилась и я.
13 июля 2000 года
Заниматься всё труднее и труднее… Тяжелее всего оказалось зубрить даты по истории – в таком объёме это просто катастрофа. Я написала больше пятисот маленьких бумажек с разными датами и обклеила всю мебель в квартире, но всё равно, как только я начинаю решать какой-нибудь тест, там непременно оказывается хотя бы одна дата, которой я не знаю…
14 июля 2000 года
Только вот этого мне и не хватало. Я возвращалась домой с подготовительных курсов и у собственного подъезда нос к носу столкнулась с Максимом.
– Привет, – с деланной непринуждённостью сказала я. – Ты что тут делаешь?
– Привет, – ответил он радостно. – Тебя жду.
Пригласишь подняться?
– Нет.
Он удивился:
– Почему?
– Потому что это не нужно. У тебя какое-то дело?
– Ну, вообще-то… – замялся он, – вообще-то, ничего особенного. Хотел узнать, как ты, как к экзаменам готовишься. У меня вот завтра первый. Я поступаю на экономический.
– Молодец. Что сдаёшь?
– Тест по математике. Смесь алгебры и геометрии. А ты когда?
– На днях. Семнадцатого первый экзамен.
– Ты же на юрфак поступаешь?
Я кивнула.
– Марин, может, прогуляемся, сходим куда-нибудь в кафе, а?
– Макс, ты прости, но у меня сейчас нет ни минуты. Правда.
– Я тебе позвоню, ладно?
Я снова кивнула.
– Ну пока?
– Пока.
Он повернулся и, постоянно оглядываясь, пошёл прочь. Только когда Макс скрылся в арке, я достала ключи от подъезда. Почему-то мне было очень неуютно от самого факта его прихода. Захотелось даже рассказать об этом Стёпе. Только о чём «об этом»? О записке на последней странице тетрадки, о телефонных звонках и об этом странном «визите»? Вроде и рассказывать нечего…
А Оля уже который день обсуждает со мной, как отговорить Диму от второй чеченской командировки. Мы обе понимаем, что это невозможно и что он всё равно поедет. И обе настолько сильно любим его, что не можем говорить ни о чём другом. В том, что Оля влюблена в моего брата, сомневаться не приходится. И в том, что он отвечает ей взаимностью – тоже. И оба они, как два маленьких глупеньких ребёнка, боятся признаться себе – не то что друг другу! – в своих чувствах.