— Как вы смеете? — заорала пани полицейша. — Вы… Называете себя инженершей, а сами торговали на барахолке. Горшки продавали на Кампе. Мы все о вас знаем. Нас на мякине не проведешь. Нечего нос задирать!..
— Это неслыханно! — ужаснулась пани домовладелица. — Такая подлянка, а еще осмеливается… Вы… не доводите меня… Не то я за себя не ручаюсь… Я не настолько вульгарна, чтобы вступать с вами… ах вы, кляча эдакая…
— Что? Вы обозвали меня клячей? Хорошо же… Пан Мейстршик, вы свидетель!
— А вы обозвали меня торговкой с барахолки. Пан Мейстршик — свидетель.
— Вы свидетель!
— Вы свидетель!
Соперницы принялись тыкать в пана Мейстршика указательными пальцами, как это делают дети, декламируя считалку.
У бедного лавочника потемнело в глазах.
— Я… — залепетал он, — я принес молоко…
— Вы свидетель, что она обозвала меня клячей, — взвизгнула жена полицейского.
— Вы свидетель, что она меня оскорбила, — прокаркала пани домовладелица.
— Я молоко принес… — забормотал пан Мейстршик. — Отличное молоко, высшего качества, у меня всегда все свежее, извольте посетить мое заведение…
В этот момент появился возвращавшийся с работы полицейский. Учуяв неладное, он ощутил, как в нем шевельнулся начальственный инстинкт.
— Разойдись! — скомандовал он. — Не скапливаться в одном месте! Живо, живо, не то накажу!
Собравшиеся зашумели, как сосновый бор, и начали расходиться, наперебой обсуждая случившееся.
— Накажите лучше свою жену, — закаркала пани домовладелица. — Арестуйте ее, если вы такой справедливый! Она во всем виновата.
— Молчать! — гаркнул полицейский. — Слышать ничего не желаю! Все по свои местам! Пани Мандаусова, именем закона призываю вас удалиться в свою квартиру!
— Я вам никакая не пани Мандаусова, — запротестовала старая мегера. — Я ваша домохозяйка! А если вам это не по нутру, съезжайте! Буду только рада.
— Молчать! Что вы такое говорите? Я арестую вас за то, что вы мешаете мне исполнять служебные обязанности! Расходиться в разные стороны. Анастазия налево, пани Мандаусова направо…
— Вы здесь не распоряжайтесь! Не вы здесь начальник! Я хозяйка этого дома, а вы — всего лишь квартиросъемщик. Она посмела обзывать меня. За эту наглость я подам на вас в суд!
— Ха-ха! Сделайте одолжение, обратитесь к правосудию, ежели думаете, что чего-нибудь добьетесь! Сделайте одолжение… Я и суды — это одно и то же. Я представлю суду доказательства, что вы силком выставляете нас. Там вам объяснят, что такое права квартиросъемщика…
— Позвольте… — вмешался в разговор молодой человек с крысиным лицом, — должен вам сказать, что пани Мандаусовой нанесена незаслуженная обида. Ваша супруга заявила, что она не инженерша, а торговка… Если вы человек справедливый, то и рассудите по справедливости. Всем известно, что покойный муж пани Мандаусовой был инженером, а посему…
— Вас не спрашивают, — ощерился полицейский, бросив на молодого человека с крысиным лицом испепеляющий взгляд. — А коли не спрашивают, то и ступайте своей дорогой….
— Это мой будущий зять, — заверещала пани Мандаусова, — и он имеет право вступаться за меня. Или, может, уже и говорить нельзя?
— Ха-ха, зять! — ехидно засмеялась пани полицейша. — Таких зятьев… Когда девка себя не соблюдает, то хоть полсотни зятьев сыщется…
— Что вы хотите этим сказать? — проскрежетала пани Мандаусова. — Кажется, я вас… Пан Мейстршик свидетель, что вы задели честь моей дочери…
— Пан Мейстршик — мой свидетель и на суде скажет все, как было.
— Свидетель! — простонал пан Мейстршик. — Я ничего не знаю… Я принес молоко… Я тут не причем… Я старый человек и не понимаю, о чем идет речь…
— Встретимся в суде! — воскликнула пани домовладелица.
— Пожалуйста! — насмешливо отвесила поклон жена полицейского.
— Пойдемте домой, пани Мандаусова, — увещевал молодой человек с крысиным лицом, таща пани домовладелицу за юбку, — на суде выяснится все. И будет установлено, кто является виновником таких вот безобразий…
4
«Ах, Господи на небеси! — стенал лавочник по дороге домой. — Вот ты и получил, Мейстршик, свое. Будешь, говорят, свидетелем на суде. Они даже не спрашивают, хочешь ты этого или нет… Какой из меня свидетель, Боже ж ты мой! Простите, я ничего не знаю. Говорите со мной по-ангельски или по-сатанински, я ничего не слышал и ничего не видел, потому как мой старый котелок уже не варит… Досточтимый суд, разумеется, я хочу говорить чистую правду… Но если вы хотите что-то узнать, соблаговолите вызвать кого-нибудь другого, ведь там было полно людей, что сельдей в бочке, если можно так выразиться. А что толку от меня, старого дурака. Кто-нибудь из молодых обо всем расскажет вам толково и складно.
Иные наделены таким даром речи, что способны часами говорить, не закрывая рта. Я же не могу ничего сказать… У меня уже и глаза не видят и уши не слышат, ведь мне, досточтимый суд, пошел уже седьмой десяток, годы, как изволит знать досточтимый суд, не малые.
Говорят, ты свидетель. Какой же я свидетель, скажите на милость?! Я, простите, держу лавку… Зарабатываю себе на жизнь по слову Божьему. Каждого стараюсь обслужить как следует. Никто не может поставить мне в вину ни вот столечко. Если досточтимый суд закажет у меня шнурки для ботинок, — сделайте одолжение, я к вашим услугам. Пожелает досточтимый суд ваксу для обуви, свечи или мыло, — рад стараться… А также повидло, соду, сахар, цикорий, у меня на складе есть все. Хлысты, ручки, вишневые чубуки… — все может получить у меня досточтимый суд. А ведь сколько хлопот с такой торговлей! О другом мне и думать некогда… Я из лавки-то и отлучиться не могу, иначе пойду по миру… Лучше уж соизвольте милостиво освободить меня от дачи показаний, я к этому не приспособлен… Я — торговец, а никакой не свидетель. Я должен ладить со всеми. Скажешь словцо, и потерял клиента… Я скажу попросту, пусть никто, в том числе и досточтимый суд, не морочит мне голову. И все тут!»
Придя домой, пан Мейстршик жалобно сказал жене: — Ах, Майдалена, великая напасть свалилась на наши старые головы. Дурно мне и слабость большую ощущаю я.
Он улегся, тяжко вздыхая. Жена заварила ему чай из лечебных трав.
1
Лавочник все надеялся, что его не вызовут в суд. Авось мах-нут рукой, — чего, мол, таскать в суд старую перечницу; ведь я даже не знаю, как там себя держать. Может, забудут… Такое бывает. Чертова история! Надо же, угораздило…
Тщетно. Однажды появился почтальон, вручивший лавочнику повестку. Ловким движением он оторвал квитанцию и потребовал, чтобы адресат расписался в получении. Лавочник вздохнул: вот оно, началось!.. И угловатым корявым почерком нацарапал свою фамилию.