Среди официантов бухгалтер произвел переполох: они взвихрили пыль, изо всех сил стараясь как можно лучше обслужить пани Михелупову, предлагая ей кофе и модные журналы. Михелуп сел за шахматную доску, его жена задумчиво склонилась над разного рода литературой. Перерисовывала фасоны платьев, изучала меню с целью привнести что-нибудь новенькое в свою кухню. Размышляла над письмами недооцененных и обманутых жен и не могла нарадоваться своей упорядоченной семейной жизни Она увлекалась романами, в которых красавец пилот влюбляется в бедную продавщицу, а озорная гимназистка выходит замуж за скромного, но красивого преподавателя. Такой род литературы ее воспламенял и трогал.
Изредка бухгалтер подходил к ней со словами:
— Опять я проиграл. Что ты на это скажешь, Руженка?
— Будь внимательней, — выговаривала ему жена. Ей было неприятно, когда кто-нибудь брал верх над ее мужем.
— Не заметил, что у меня под угрозой тура, — извинялся Михелуп. — А ведь чуть было не выиграл! Что поделаешь, мне никто ничего не спустит…
Время шло, Михелуп подозвал официанта. Расписался на квитанции, что ему был представлена десятипроцентная скидка, и стал осторожно, по одной доставать из кошелька монеты, чтобы заплатить по счету.
По возвращении их встретил аромат домашнего очага, составленный из кухонных испарений, особого запаха плюшевого дивана и чего-то неуловимого, чем обычно пахнет квартира маленького человека. Пани Михелупова заглянула в кладовку, выяснила, не полакомилась ли девушка с Кашперских гор сахаром, не съела ли остаток сыра. Бухгалтер проверил, хорошо ли завернут кран газовой плиты, потом направился в детскую, чтобы убедиться, не потревожен ли чем-нибудь сон детей. Потешил душу видом девочки, которая уже спала, свернувшись калачиком, и гимназиста, который что-то бормотал и скрипел зубами. Поправил на детях одеяла и на цыпочках удалился.
7
Бухгалтер отправил девушку с Кашперских гор на первый этаж с наказом пригласить бабушку на праздничный ужин в честь дня рождения пани Михелуповой. Прислуга застала взбалмошную старуху в постели. Та была задета новым проявлением неблагодарности, которую позволили себе родственники, не взяв ее на воскресную прогулку, и объявила, что ждет лишь часа, когда за ней придет смерть.
— Если кто-нибудь спросит вас, — поучала она девушку с Кашперских гор, — кто повинен в моей смерти, скажите, что меня спровадили в могилу самые близкие люди.
Прислуга вернулась, неся семейству это злобное проклятье. Михелуповы глубоко вздохнули. Они опасались, как бы старуха не явилась на торжество и не начала оскорблять гостей. Тогда пани Михелупова во второй раз послала к бабушке девушку с Кашперских гор, снабдив ее подносом, полным всяческих яств. Это была жертва, приносимая злому божку домашнего очага.
Старуха сидела на кровати, шевелила черными бровями и жевала беззубым ртом. Да еще при этом взволнованно и сбивчиво говорила. Одну за другой сочиняла она фантастические истории о неблагодарности и обидах. Настоящее в них утратило реальные очертания и перепуталось с давно минувшим. Старуха была одинока, как сова в дупле, единственным ее обществом были призраки.
Угощение она поначалу с угрюмой мимикой отвергла.
— Эти люди насквозь фальшивы, не хочу их подачек, — ворчала она. — Пускай сами обжираются. Пусть хоть лопнут!
Тем не менее, не удержавшись, жадно набросилась на лакомства. Она была ненасытна, как личинка шелкопряда. Глотала еду, дрожа от нетерпения. Торопилась, точно боясь, что кто-нибудь вырвет добычу из ее рук.
И гнусавым голосом причитала:
— Подсунули мне объедки, негодяи!.. Сами пируете, а бабушку заставляете голодать! Пожалеете еще, когда узнаете, что у меня водятся денежки. Есть у меня состояние, но я его вам не оставлю, раз вы такие. Ленорка лучше вас, Ленорка даст бабушке поесть!
Она разговаривала с призраком, называя его Леноркой, обещала оставить этому призраку наследство. Девушка с Кашперских нор уносила пустой поднос, а взбалмошная старуха все еще пела свою однообразную песню о несправедливостях.
Первыми пришли супруги Гаеки. Макс Гаек со старомодным поклоном вручил хозяйке букет роз. Пани Гайкова принесла детям коробку конфет. Пани Михелупова приняла подарки, и они с мужем обменялись понимающими взглядами. Ее глаза говорили: «Лишились всего состояния, а тратятся на такие подарки». Глаза бухгалтера: «Легкомысленные, грешные люди!» Жена: «Лучше бы приберегли к старости». Но вслух произнесла:
— Что вы, что вы, разве так можно!
Супруги Гаеки стыдливо отмахнулись от скрытого комплимента, уселись рядышком, тихие, улыбчивые, с чистенькими розовыми лицами.
Потом появился коммивояжер Кафка с супругой. Эти не принесли никаких подарков, и бухгалтер в душе их даже похвалил. Взгляд в сторону пани Михелуповой говорил, что человек, угнетенный бедностью, должен проявлять смирение и не выставляться с дорогими подарками. Зато пани Кафкова помогла хозяйке накрыть праздничный стол.
Затем пришли еще два молодых человека запущенного вида, порядком неуклюжие — депутация от шахматного клуба. Молодые люди запущенного вида произнесли слова поздравления, потом сели и стали молча ждать, когда их накормят.
Последним примчался доктор по детским болезням Гуго Гешмай. Маленький, коренастый, он больше был похож на ученого, и еще немного на артиста или торговца. На его челе было написано: «Не могу же я обидеть этих людей и не прийти!» Квартира сразу же пропахла эфиром и лизолом. В подарок бухгалтеру он принес коробку импортных сигар, ибо по рассеянности спутал, чей сегодня день рождения. Сигары он получил от президента торговой палаты, у которого успешно лечил детей. Пришлось ему выдержать жестокое сражение с собственной персоной, прежде чем он решился расстаться с сигарами: очень хотелось выкурить их самому, но он боялся никотина. Доктор был уверен, что у него angina pectoris, [11] глотал какие-то капли и без конца считал себе пульс. Приняли его с подчеркнутыми почестями. Бухгалтер уважал этого ученого мужа, известного врача, обладавшего множеством полезных знаний. Шахматисты встали и мрачно поклонились, супруги Гаеки спокойно улыбались, а коммивояжер Кафка гримасничал и хихикал.
Доктор сел, и на его лбу явственно обозначились буквы, составлявшие фразу: «Не мог же я обидеть этих людей и не прийти!» Он рассеянно взглянул на часы. Даже когда он сидел неподвижно, создавалось впечатление, будто он носится из дома в дом, от пациента к пациенту.
Михелуп привел очкастого гимназиста и, поставив его перед доктором, попросил осмотреть. Мальчик ни на что не жаловался, но бухгалтер решил: «Пускай. Раз уж доктор здесь, пускай его осмотрит. Зато это будет бесплатно».
Доктор Гешмай отделался несколькими привычными движениями и, сердито ворча, велел гимназисту раскрыть рот.
Бухгалтер сказал, что у мальчика беспокойный сон и по ночам он часто вскрикивает. Мол, он, бухгалтер, опасается, нет ли тут какой серьезной болезни. Доктор посветил себе карманным фонариком, осмотрел горло мальчика и пробормотал: