— Ну, это уж чересчур, — завопил тот. — Сначала сочиняешь, будто я дёрнул тебя за волосы, а теперь сам мне чуть кожу с головы не содрал! Наглость какая!

— Глупец ты! — заворчал передний. — Тут такая темень, хоть глаз выколи, да у меня и обе руки заняты, того гляди улей упадёт, не хватало мне ещё назад тянуться да тебя за волосы дёргать. Да ты умом тронулся!

И так они ссорились, бранились да охали, что Уленшпигель чуть в голос не расхохотался. Но он, конечно, сдержался. А вместо этого через пять минут так дёрнул переднего за волосы, что тот ударился затылком об улей, выпустил его из рук и влепил заднему пару затрещин прямо в физиономию. Задний тоже отпустил улей и с яростью набросился на переднего. А через мгновение оба уже били, трепали и царапали друг друга, с визгом катаясь по земле, пока, наконец, в темноте не перестали различать друг друга. А Уленшпигель тем временем преспокойно лежал в своём улье и спал до самого рассвета.

Утром он поднялся и пошёл своей дорогой. Но он не возвратился к матушке, а нанялся в конюхи к одному рыцарю-разбойнику. А ведь он даже на лошади сидеть не умел! Так что нет ничего удивительного, что рыцарь очень скоро выгнал его из своего замка взашей.

Как Уленшпигель лечил больных

Давно замечено: кто горькой редькой уродился, тот с возрастом ещё горше делается. А уж если у кого отец рано умер — так тем более. Вот так же было и с Шлем Уленшпигелем. Год от года он озорничал всё сильнее. Он менял ремёсла чаще, чем рубашки. А так как он нигде подолгу не задерживался — иначе бы его давно повесили вверх ногами или излупили бы до полусмерти, — то к двадцати годам он знал Германию вдоль и поперёк, как свои пять пальцев.

Вот однажды пришёл он в Нюрнберг и такое там устроил… Сначала он расклеил на церковных дверях и на ратуше объявления, в которых выдал себя за целителя-чудотворца.

А вскоре к нему пожаловал эконом госпиталя Святого Духа и сказал:

— Ваша милость господин доктор! В нашей больнице столько больных, что я совсем растерялся. Все койки заняты, а денег ни на что не хватает. Помогите советом.

Уленшпигель почесал за ухом и говорит:

— Э-те-те, милейший. Хороший совет недёшево стоит.

— Сколько? — спрашивает эконом.

Уленшпигель отвечает:

— Двести гульденов.

У добряка-эконома даже дыхание перехватило. Но потом он спросил, что же господин доктор Уленшпигель собирается сделать за такие деньги.

— За это я в один день вылечу всех больных, что у вас лежат! А если не вылечу, не возьму ни гроша.

— Превосходно! — воскликнул эконом и сразу же повёл Уленшпигеля в больницу и представил его больным, сказав, что скоро тот их всех вылечит, надо только в точности исполнять его предписания.

Затем он удалился в свою контору, оставив Тиля с больными наедине. Уленшпигель не торопясь стал переходить от постели к постели и беседовать с людьми. С каждым он шептался потихоньку от других. И каждому говорил одно и то же:

— Я хочу всем вам помочь, тебе, мой друг, и всем остальным. У меня для этого есть чудодейственное средство. Одного из вас я сожгу дотла. И все вы примете его золу как лекарство. Я уже решил, кого из вас спалить, — самого хворого в этой палате. Эдак будет лучше всего, ты согласен? Ну, то-то.

Потом он склонялся ниже и продолжал шёпотом:

— Через полчаса я приведу сюда эконома. Он отошлёт из палаты тех из вас, кто поздоровее. Будет неплохо, мой милый, если ты поспешишь. А последнего, кто останется, я превращу в золу. Только это вам и поможет!

Так он обошёл всех и каждому повторял эти слова. После этого он сбегал за экономом и привёл его в палату.

— Кто из вас здоров, — крикнул тот во всё горло, — можете идти!

В три минуты палата опустела. Все бежали, прыгали, ковыляли — лишь бы побыстрей выбраться из больницы, так они все перепугались!

А были среди них и такие, кто не поднимался с постели уже лет десять. Эконом от удивления даже рот разинул. Он поспешил в контору и принёс Уленшпигелю двести двадцать гульденов. Протянул ему и сказал:

— Двадцать даю в придачу. Вы лучший доктор на свете.

— Всё без обману, — ответил Уленшпигель. Он-то имел в виду, что получил все свои денежки сполна. Он сунул мешочек с деньгами в карман, попрощался с экономом и дал дёру из Нюрнберга.

А на следующий день все больные снова вернулись в госпиталь Святого Духа и разлеглись по своим кроватям.

Эконом просто остолбенел.

— Господи помилуй! — закричал он. — Разве он вас всех не вылечил?

Тут они рассказали ему, почему вчера убежали, — никто не хотел идти в огонь.

— Я старый осёл! — воскликнул эконом. — Этот негодник меня надул, а я-то дал ему на двадцать гульденов больше, чем он просил!

Как Уленшпигель выпекал сов и мартышек

Однажды Уленшпигель пришёл в Брауншвейг и стал искать приют для бездомных, чтобы там переночевать. У порога пекарни стоял булочник, и Уленшпигель спросил у него дорогу. Булочник подробно объяснил ему, как найти тот приют, и напоследок спрашивает:

— А ты кто такой будешь?

— Я-то? — говорит Тиль. — Я странствующий пекарь-подмастерье.

Булочник обрадовался, потому что ему как раз нужен был помощник. И Уленшпигель нанялся к нему за плату, жилье и даровой стол.

В первые дни булочник сам работал в пекарне, а потому не заметил, что Тиль разбирается в пекарном деле не лучше, чем корова в игре на фортепьяно.

Но на третий день булочник решил пораньше лечь спать. А может, ему просто захотелось провести вечерок в трактире «У чёрного кабана» и поиграть там в кегли, кто знает. Как бы то ни было, он сказал Тилю:

— Сегодня ночью придётся тебе поработать одному. Я вернусь только под утро.

— Хорошо, — ответил Тиль. — А что мне выпекать?

— Ну и вопрос! — воскликнул булочник. — Подмастерье пекаря не знает, что выпекать! Сов да мартышек, вот что!

Он мог бы сказать: «Выпекай фиалки и маленьких щенков», — уж очень он рассердился на глупый вопрос своего подмастерья. Когда булочник ушёл, Уленшпигель замесил тесто и с десяти вечера до трёх часов ночи лепил и выпекал сов да мартышек.

Когда мастер вернулся, он решил, что попал в зоопарк. Повсюду были расставлены и разложены поджаристые совы и мартышки. А хлебцев, булочек и калачей не было вовсе.