Та–ак.
Оцениваю ситуацию. Молчать нельзя. Никак нельзя. И так инициатива у них в руках. Но что внутреннему контролю надо от Левински? Да еще в то время, ? когда вот–вот я… Тьфу, дьявол! Он! Конечно, он унаследует трон! И времени на оценку расклада нет. Совсем нет.
Киваю, не встаю. Шуров отступает в сторону, и «псы» входят. Нас разделяет четыре шага, не больше. Сижу, поправляю очки, иногда бросаю взгляд на Жен. Держись, девочка, я же сейчас всесильный Гарри.
Пора:
— Ваш–ш–ши данные? — бросаю я в пространство, сжимаю губы, провожу ладонью по стриженным ежиком волосам. — Быстрее.
«Псы» переглянулись, один — повыше ростом и помоложе других — потянулся к кошелю на поясе. Достал удостоверение, сделал три шага и протянул его мне. Вроде как с поклоном.
Я опять провел рукой по волосам, держа паузу. Затем принял идентификационную карту с радужной печатью в правом нижнем углу, исключающей подделку. Я впервые держал в руках столь серьезную ксиву, и, черт возьми, весьма заманчиво отсканировать ее защитные признаки для своих будущих нужд. Но нельзя — вон, у второго регистратор сканирующего оборудования в руке. Ну это уже наглость.
Наследник я или нет, в конце концов?!!
— Очень х–хорош–шо, Каменский. Что вам угодно? Извиниться за нападение на мою вотчину? Или за неоднократные допросы моих людей по самым смеш–ш–ным и надуманным поводам? Или вы все же решили предотвратить угрозу покушения на мою персону? Отвечайте!
Мой напор не остался неоцененным. Этот молодой петушок аж чуть крыльями не захлопал. Щенок еще, но уже видно, что это будет пес, С большой буквы пес. Что, не нравится мой тон? Ничего. Проглотишь, не подавишься.
— Господин, м–м–м, Левински! Мы уполномочены задать вам ряд вопросов, касаемо причин… — Тут он покосился на мою охрану. Мальчики стояли каждый за спиной своего возможного противника и, видя мою уверенность, уже выглядели куда как лучше. Растерянности почти не просматривается. А у двери в кухню, чуть справа и сзади меня, еще двое. Эти даже ксив не видели. Шуров контролирует самого щенка — Каменского.
— Господин директор, дело высококонфиденциальное. Прошу вас отослать свою охрану… — Последние слова дались ему трудновато. Особенно это «прошу вас». Настоящий пес.
— Нет. — Я опять улыбнулся Жен.
— Господин директор! — В голосе его проявилось чуть ли не отчаяние. — Речь идет о безопасности государства! Мы уполномочены задать вам ряд вопросов…
— Кем? Ордер, быстро!
— Вот полномочия, подписанные инспектором в чине бригадного генерала Александром Гором. — Он протянул голокарту. Я активировал ее нажатием на ребро карточки. Проявившееся имя мне абсолютно ничего не говорило.
— Утверждено квестором юстиции Англетерро, пояснил Каменский.
Дело, видать, и впрямь серьезно, раз замешана Генеральная прокуратура. Уж не по делу ли Анжелы вопросы–то? Но вживленные навыки Гарри подсказывали,
что этот молодой наглец не имеет права допрашивать такого человека, как я. Тьфу, черт, как Левински. Даже невзирая на все полномочия. Я небрежно отбросил карточку на стол:
— Кто в Администрации подтвердит ваши полномочия? — Каменский замялся, и я почувствовал облегчение. Попал! — Назовите, Каменский. Быстро! Или мне самому связаться и выяснить?
Глаза наймита дернулись туда–сюда, лицо побледнело, и я окончательно уверился, что правильно выбрал направление атаки. Это личная инициатива то ли этого Гора, то ли прокуратуры. Значит, под Гарри все–таки копают и копают активно, хотя и неофициально. А я–то счел его самым безопасным шаблоном… Вот досада! Наконец Каменский разродился:
— Господин директор, соблаговолите удостоверить свою личность, — выдавил он, являя истинно наймитское умение «держать удар». Один из его спутников уже шагнул вперед, извлекая из сумки на поясе портативный анализатор. Я, хоть и чувствуя успех, насторожился. Раскрыли? Заподозрили? Но глушилка исключает использование считывающей аппаратуры любого вида. Значит, психотип не анализировали, да и когда? — слишком мало времени они со мной беседуют. Или Каменский — эксперт–психолог? Да вроде нет, простой опер.
Прибор улегся на стол передо мною, наймит опять отступил за спину своего начальника. Я с полминуты разглядывал анализатор. Интересная штучка — если в окошечко на верхней панели заложить частицу человеческих тканей или засунуть, например, палец, прибор сделает тончайший соскоб и через две–три минуты выдаст генокарту объекта в первом приближении. А через сорок–пятьдесят — подробную информацию. И исходного материала требуется ничтожное количество. Но палец туда совать я и не собирался. Выпятил брезгливо губу, отхлебнул бурбона:
— Нет, приятель. Не соблаговолю. И без ордера за подписью моего отца не подходите ко мне ближе чем на сотню стандартных метров. А чтобы вы смогли все же проанализировать хоть что–нибудь, вот! — И я самым хамским образом плюнул в приемное отверстие анализатора бурбоном, а он, глупыш, тут же зажужжал, заработал. — Пусть он выдаст вам анализ моего нынешнего эмоционального фона, Каменский. Повесьте его у себя над столом и знайте — я очень и очень недоволен. Сегодня я занят… — Я вновь оскалился в сторону Жен, сидящей словно мраморный памятник самой себе. — А завтра я поставлю в известность о сегодняшнем событии вашего куратора в Администрации. Идите, Каменский. Шуров, проводи господ до дверей. До дверей отеля.
И здесь я уже оскалился всем присутствующим, поймав одобрительный взгляд начальника охраны.
* * *
Хотя наймиты покинули кабинет, но настроение было испорчено, и не столько вниманием Администрации к шаблону, а тем, что разволновалась Жен. И хваленая флегматичность работяги не помогла ей. Ничего странного в этом нет — слишком много испытаний свалилось на нее меньше чем за трое суток. Этот психологический пресс, пресловутый «синдром дичи», который постоянно висит на плечах, изматывает, утомляет, выбивает из–под ног почву реальности. Ронин понимал и даже жалел Жен, но помочь в такой ситуации сложно — каждый должен сам справиться с собственными инстинктами и метаниями духа. Можно только поддержать морально и удержать от скоропалительных действий.
Он повлек ее к лифту, и через мгновение они уже оказались в апартаментах. Действуя скорее на автомате, ронин усадил Жен в кресло, плеснул ей коньяку, сам уселся на пол, держа ее руку в своих. Мысли его витали далеко отсюда: с Администрацией все ясно — если Левински станет таки наследником, то необходимо не спускать с него глаз ни на минуту. Репутация Гарри известна всем (одно прозвище чего стоит), и репутация, надо сказать, паршивая. Но поскольку у депутатов все равно нет выбора, придется им смириться и с Гарри, и с его репутацией. Но удержать его от дальнейших шагов и как–то повлиять они должны попробовать. А лучше всего, если бы Гарри вообще вышел из системы, но это просто не просчитывается: систему, как и Гильдию, никто и никогда сам не покидал. Попытки отколоться случались, и не раз, но это совсем другое — просто кое–кто из забуревших клановых боссов пытался отъесть от общего пирога себе кусок побольше да послаще. И хоть кланы отнюдь не имеют единого подчинения и руководства, но против крысят–ничества объединяются все, сразу же забывая старые распри. А здесь случай особый. Потенциальный глава государства — сам один из боссов системы, да еще из первых. И если бы не моя работа, то Миша Лорд съел бы Гарри. Ха! Интересно, как бы тогда поступил сейчас наш славный Президент Белобородько? Ответ, собственно, очевиден всеми силами форсировал бы работы над бессмертием. Н–да: большая политика, мать ее курва. Значит, на Левински пытаются повлиять некие силы в правительстве или сенате? Да, но не с помощью же молокососов–оперов! Да если бы здесь был настоящий Левински — глава мафиозного клана, — судьба этих троих была бы печальна. А может, это и была проверка — тот ли Левински? Вряд ли. В сущности, ломать голову особенно нечего. Надо уходить отсюда, и как можно быстрее, пока не прибыл сам Гор уже со всеми полномочиями. Тогда станет совсем горячо. Линять надо, линять! И машину бы заменить.