– Хотел бы, чтобы только казалось.
Она отошла от окна.
– Я не отступаю. Я начинаю борьбу. Но не с машиной. Что машина? Справочный механизм. Что в нее вложат, то и получат. Я хочу поставить вопрос перед человечеством: не пора ли расширить принципы нашего общественного устройства? Они существуют неизменными пятьсот лет – не настало ли время развить их дальше?
Я подумал, что она захватывает чересчур широко. Нужно сформулировать вопрос по-иному – и машина даст иной ответ. Ромеро тонок, он нашел хитрый ход, с ним надо бороться его оружием – отыскать формулировку похитрее.
– С ним надо бороться открыто и прямо, Эли. Ты ошибаешься: Ромеро не тонок. Он умен, но примитивен. Среди дикарей тоже встречались умные люди. Слушай, как все это представляется мне.
Она и раньше любила рассказывать друзьям то, с чем потом выступала на Совете. Я не терпел ее длинных речей, но эта показалась мне изложением собственных моих мыслей.
Вера начала с 2200 года старого летосчисления, памятного года, когда человечество объединилось в единое общество.
Год объединения стал первым годом новой эры, подлинная история человечества началась с осуществления принципа «Общество существует для блага человека. Каждому по его потребностям, от каждого по его способностям».
В те начальные годы принцип этот был лишь пожеланием, великую идею предстояло сделать повседневностью быта. Почти шестьсот лет протекло с той поры, и все эти годы человечество совершенствовало себя. Оглянешься – голова кружится: за все предшествующие тысячелетия не было совершено столько доброго, сколько за эти пять веков. Каким бы жалким показался прославленный рай рядом с нынешней Землей!
Но на этом кончилось лишь наше младенчество, не больше. Мироздание ребенка эгоцентрично, в центре Вселенной – он, а все остальное вращается вокруг него. Приходит время, и он узнает свое истинное место. Он становится сильнее и умнее, но из центра мира превращается в его рядовую частицу.
Таково и нынешнее человечество. Оно увидело: формы разумной жизни бесконечно разнообразны. Природа не исчерпала себя в человеке. Возможно, над альтаирцами и альдебаранцами ей пришлось потрудиться больше, ибо препятствия для развития разума в этом случае были посерьезнее. Человечество наконец узнало свое место во Вселенной – оно скромно.
И вот тут начинается испытание глубины человека. Мы открыли иные общества – что мы нашли в них? Достигли ли они нашего уровня жизни, превзошли ли его? Удалось ли им овладеть могучими силами, что покорны нам? Нет! Они мучительно борются за существование, жизнь их – сплошное радение о тепле, о свете, о хлебе, добываемом в поте лица своего…
В этом месте я прервал Веру:
– Это не распространяется на галактов: у них развитая машинная цивилизация.
– Мы о них пока что мало знаем. Возможно, когда-нибудь заключим с галактами союз для помощи обществам низких ступеней развития. Сейчас же эта задача стоит перед нами одними.
Я вспоминаю, – сказала она, – как менялись отношения между людьми. Человечество начало со свирепой взаимной ненависти. «Человек человеку – волк!», «Падающего толкни!», «Каждый за себя, один бог за всех» – таковы были жестокие символы веры тех далеких времен. Что заменило их, когда человечество достигло единства? Гордая формула: «Человек человеку – друг, товарищ и брат!» Почти пять столетий жили мы под сенью этой формулы, ибо никого не знали, кроме человека. А теперь пришло время ее расширить: «Человек всему разумному и доброму во Вселенной – друг!»
И вот Ромеро объявляет, что эта мысль противоречит принципу «Общество живет для блага человека – каждому по его потребностям», и машина поддерживает его. Но я утверждаю: если примут мою формулу, принцип «Каждому по его потребностям» останется. Старое, из двадцать второго века, понятие «потребности», заложенное в программу машин, стало узко. Тогда к потребностям относили создание обеспеченной благами, справедливой жизни человека среди людей – звездожителей мы не знали. А сейчас человек стал лицом к лицу с иными мирами.
Можем ли мы равнодушно пройти мимо разумных существ, томящихся без света, тепла и пищи? Повернется ли у нас язык бросить им: «Вы сами по себе, мы сами по себе – прозябайте, коли лучшего не сумели…» А раз появились новые обязанности, то возникли и новые потребности – мы должны стать достойны самих себя! Мы вступаем в следующую стадию нашего развития – выход в широкий мир. А наши государственные машины застыли на уровне, когда человечество знало лишь себя. Они выражают наше младенчество, мы же стали взрослыми. Надо изменить их программу – вот мой план. Сомневаюсь, чтоб Ромеро удалось долго торжествовать!
Как ни захватили меня мысли Веры, я не мог не понимать, что все опять упирается в проблему галактов. Не скажут ли ей, что рискованно начинать космические преобразования, когда мы не знаем, что ждет нас завтра?
– Уже сказали – Ромеро! Но у меня есть ответ. Разузнаем, какая реальность скрывается в известиях о галактах, – это первое. Второе – только не впадать в панику! Миллионы лет эти таинственные существа не посещали нашу систему, о них сохранились предания лишь на отдельных звездах, – почему мы должны вести себя так, словно завтра ожидаем вторжения? И третье, самое важное: если где-то в межзвездных пространствах бушуют жестокие войны, которые могут затронуть нас, почему нам заранее не объединиться со звездными соседями для отражения возможных атак? Разве, объединенные, мы не станем сильнее? И кто сказал, что мы встретим только противников? Галакты так похожи на нас – неужели они станут нашими врагами?
– Ресурсы, Вера! Человеческие ресурсы не безграничны. Ты понимаешь: это не мой довод, это аргумент тех, кто будет против тебя…
– Наши ресурсы огромны, и в нашей воле их увеличить.
Я помолчал, прежде чем задать Вере новый вопрос. До сих пор мы никогда не говорили о ее личных делах.
– А Ромеро, Вера? Неужели твои доказательства на него не подействовали? Мне всегда казалось, что у вас полное единение.
– И мне так казалось, – сказала она горько. – Я думала, что у меня нет человека ближе, чем он, – кроме тебя, конечно. Вероятно, я просто закрывала глаза на многие его недостатки. А вчера ночью он кричал, топал ногами, ругался…
– Ты просила его успокоиться?
– Я прогнала его. Я сказала, что он мне омерзителен.
– Ты всегда резка, сестра!
– Я права, Эли! Это единственно важное – я права! А когда он ушел, мне показалось, что у меня разваливается голова. Почему Ромеро? Нет, почему он? Ну, пусть бы другой, я бы пережила это, мало ли какие люди попадаются!.. Но Павел! Я верила в него как в себя, гордилась им. Ты этого не поймешь, Эли, ты еще никого не любил!..
Воодушевление, охватившее ее, когда она излагала мне свои доказательства и предложения, угасло. Она казалась еще измученней, чем утром. Я молчал, не зная, что сказать.
Потом я спросил:
– Как ты представляешь себе борьбу с Ромеро?