Даже от облапошивания жулья я не получил столько удовольствия, как от выражения лица Ларри в конце трапезы, когда официант объяснил, взглянув на меня, что «этот господин обо всем позаботился».
Когда после обеда мы направились к парку, Ванесса заявила, что устала, и попросила Энни проводить ее в отель. Кларк спросил, не может ли он «позаимствовать меня на минутку».
Я заподозрил подвох. Энни пожала плечами.
– Я верну его в целости и сохранности, – пообещал Кларк, но после моей обеденной выходки и его еле скрываемой ярости я уже не был в этом уверен.
Я не стал возражать. Наша свадьба – дело решенное. Наверно, он наконец-то решил заключить мир.
Мы прошли к тому участку Пятой авеню, который застроен громадинами от «Макким, Мид энд Уайт», [7] отелями «позолоченного века» [8] и клубами баронов-разбойников. [9]
Кларк повернул ручку, и мы вошли через массивную деревянную дверь в какое-то здание. Вывески у входа я не заметил. Возможно, это его клуб и он хочет заключить мирный договор под бренди и сигары. Я не любитель клубных разговоров, хотя за последние несколько лет и научился получать некоторое удовольствие, подыгрывая собеседникам: смеялся вместе с теми, кто жаловался, что «беден как церковная мышь» или до чего им надоели шестидесятифутовые яхты со стальным корпусом. Но если такая беседа ознаменует конец моих хлопот с Лоуренсом, то я не против.
Он провел меня в библиотеку, и мы уселись в глубокие кожаные кресла. Обошлись без светской беседы: Кларк подался вперед и сразу приступил к делу:
– Я знаю твою семью, Майк. И знаю, что вы за люди. Тут я ничего изменить не могу. Энни приняла решение, и с этим мне тоже поделать нечего.
Вот что я получил после многих лет упорного труда: службы на флоте, потом страданий в колледже и на юридическом факультете Гарварда, когда вечерами я бывал настолько измотан и голоден, что в восемь часов уже заваливался спать. Возможно, мне было трудно приспособиться к этому миру, но, сидя в библиотеке и выдерживая злобный взгляд Кларка, я понял, что причина отчасти заключена в том факте, что этой сладкой жизни самой нелегко подладиться под меня. Он все еще считал, что я какой-то преступник, а вся моя биография – одна большая афера.
– Ларри, – сказал я, зная, что он ненавидит этот фамильярный тон, – мы с твоей дочерью любим друг друга. Мы нашли друг друга. Мы заботимся друг о друге. Нас связывает нежность, а это редкость. Я искренне хочу, чтобы мы с тобой начали с чистого листа и нашли способ ужиться. Тогда все станет проще, а Энни будет счастлива. Что скажешь?
Он не ответил и только дважды стукнул массивным кольцом по мраморному столику. Дверь открылась, вошли двое.
– Это мои адвокаты, – представил их Кларк.
Вот тебе и бренди с сигарами! Больше всего Кларку не давало покоя наше разительное сходство. Он тоже родом был никто, а состояние начал сколачивать на мутных сделках с лондонской недвижимостью. Когда он впервые попытался отвадить меня от Энни, я намекнул, что знаю про его грязные делишки. После этого мне стало чуть легче дышать, но и врага я себе нажил. Он всегда негодовал из-за того, что я его переиграл.
Если мошенничаешь достаточно долго, то можно скупить весь сценический прикид, необходимый, чтобы выглядеть добропорядочным человеком, – даже манеры. Но у меня возникло опасение, что Кларк в конечном счете убедил себя в том, что он действительно весь белый и пушистый. Такой сорт лицемерия опасен, и я – из-за своего прошлого, знаний и любви его дочери – представлял для него серьезную угрозу. Несмотря на все гадости, которые он говорил про меня Энни, я старался быть выше этого. Я не рассказал ей о его прошлом. Это было бы крохоборством.
– Нам надо уладить важное дело, Майк, – заявил он. – Завтра я отправляюсь в Дубай, поэтому, к сожалению, вынужден все сделать сегодня.
Один из адвокатов вручил Кларку пачку бумаг. Другой держал толстую папку в кожаном переплете, похожую на корпоративную контрольную книгу.
– Существуют ли стимулы, способные побудить тебя переосмыслить ваши отношения? И увидеть, что расстаться будет в твоих и ее интересах?
– Да ты шутишь, – отозвался я.
Кларк уставился мне в глаза. Он был совершенно серьезен.
Я почесал подбородок, взглянул на книжные полки красного дерева и трех своих инквизиторов.
В кармане моего пиджака лежала белая карточка, в которую был вложен ресторанный счет. Хорошая качественная бумага, чистая и согнутая пополам. Я достал ее вместе с ручкой, наклонился к столику и кое-что написал внутри. Подтолкнул к Кларку, откинулся на спинку и сложил на груди руки.
Кажется, на секунду Кларк оказался доволен тем, что я «на борту», а он сможет поиграть в свою любимую игру: торговаться из-за денег. Потом он прочитал записку.
Он резко и гневно выдохнул через нос и бросил листок на стол.
И я смог прочесть то, что написал: «У тебя между зубами семечко».
Я видел, как его язык движется за губами, чтобы удалить помеху, а он при этом испепеляет меня взглядом. Когда я ушел со своей последней работы, многие звали меня к себе, поэтому я достаточно напрактиковался отшивать тех, кто пытался меня купить.
Кларк положил передо мной стопку бумаг.
Разумеется, я был зол. Я ощущал в кармане рукоятку ножа, и на миг у меня в голове мелькнула сюрреалистическая картина: если я ковырну ножом одного из этих идеально упакованных адвокатов, то из дырки вывалится лишь шерстяная набивка. Но больше всего меня бесило, что я не мог показать, насколько был разгневан. Это сыграет ему на руку, укрепит его веру в то, что я преступник от рождения. Ну нет, придется изображать Брюса Бэннера. [10] Спокойствие. Ледяное спокойствие.
– Тебе, наверное, известно, что у нашей семьи имеются значительные деловые интересы, – заговорил Кларк. – Энни вовлечена в несколько трестов и холдинговых компаний, поэтому есть кое-какие нюансы – юридические, финансовые и налоговые, – которые должны быть улажены до того, как…