Дело о неприкаянной душе | Страница: 59

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Получай, скотина!!! – Алеша со всего маху залепил Ксефону прямо в нос. Тот даже упал. Не столько от боли и силы удара, сколько от неожиданности. Кажется, мальчик нашел, на ком выместить всю накопившуюся злость.

Ксефон мгновенно оказался на ногах и отскочил в сторону.

– Сдурел, что ли?!!

– Проваливай, я тебе сказал!!! Сейчас еще дам!

Ксефон насупился и, сжав кулаки, двинулся к мальчику. Я даже замер.

– Ты совсем идиот, да?! Я тут тебя разыскиваю, помочь хочу, а он дерется!

– Спасибо! Помог уже. Дал денег. Теперь не знаю, как от всего этого избавиться! – Алеша, похоже, уже успокоился. Ксефон же, на удивление, все-таки сохранил голову на плечах и в драку не полез. Драка черта с человеком… вот был бы скандал. Да после подобного Ксефона к Земле не подпустили бы даже на орбиту Луны.

– Деньги ему не понравились. Между прочим, я дал тебе только то, что ты сам хотел.

– Я не хотел этого!

– Хотел. Спорит он еще. А сейчас марш домой. Тебя, между прочим, отец уже ищет. Он священника нашел. Вот с ним и решишь, как с Эзергилем бороться.

Ох зря Ксефон упомянул отца и священника. Ох зря.

– А не пойти ли тебе… – опять взвился мальчик. – Умник выискался! Куда хочу, туда и иду! – Он отвернулся и демонстративно зашагал в другую сторону от дома. Ксефон заторопился следом и принялся уговаривать передумать и не делать глупости. Ксефон умеет уговаривать. У него по этой части настоящий талант. Поэтому чем больше он уговаривал, тем упрямее становился мальчишка. Он даже прибавил шаг.

– Да постой ты!

Алеша замер и резко повернулся к Ксефону.

– Вот что, отстань от меня. Как там… а… изыди, Сатана. Во!

Я хихикнул. Интересно, что он ожидал, произнося эти слова?

Ксефон нахмурился.

– Вот что, пацан, я тебя последний раз предупреждаю, идешь домой?

– Нет!

– Тогда берегись! Твоя жизнь с этого момента превратится в Ад. Я заставлю тебя стать хорошим!

А все-таки Ксефон бесподобен. Уникальная личность. Просто и со вкусом. Как сделать всех людей хорошими? Да элементарно! Надо их заставить…

Ксефон исчез. Я покосился на шар с липучей бомбой и с досадой сплюнул. Заслушался, идиот. Совсем о своей бомбе забыл. И что теперь с ней делать? Я покосился на какого-то парня лет шестнадцати, который, надев кастет, отрабатывал удары на дереве. Естественно, замечание ему никто из прохожих сделать не решился. Я, скрытый мороком, подошел к нему и, при очередном замахе подставил под удар свой шар. Понятно, что после удара по нему шар моментально превратился в довольно клейкую массу, в которой увязла рука доморощенного каратиста вместе с кастетом. Парень, ругаясь как пьяный студент, попытался освободить руку. Но тут же заорал.

Больно, я понимаю, посочувствовал я ему. Но, между прочим, дереву было гораздо больнее. Оно тоже живое. Ладно, пусть помучается. В конце концов, не смертельно. Через десять минут масса потеряет свою липкость и испарится. А мне пора за клиентом, будь он неладен.

– Тебе обязательно надо было что-то учудить, – заметила Альена, догнав меня.

– Только не говори, что тебе жалко того обалдуя.

Альена фыркнула, но промолчала.

– Лучше подумай, как нам Алешу с тем художником познакомить, – буркнула она некоторое время спустя.

– Я думаю, что с этим проблем не будет.

Девочка проследила за моим взглядом. Там стояла компания тех самых парней, с которыми Алеша так «удачно» грабил киоск Роспечати. И к ним сейчас направлялся Ксефон.

– Они изобьют Алешу!

– Возможно, – согласился я. – Но сначала им надо догнать его. А это случится как раз на Некрасовской. И если мы правильно поняли характер нашего художника…

– О-о! Но все равно…

– Не переживай! Ксефон обо всем позаботится, – усмехнулся я. – Он хорошо для нас работает. Даже лучше, чем если бы я ему заплатил. О, ненависть – великое чувство. Никакое другое так не ослепляет человека, как оно. Впрочем, черта оно ослепляет с не меньшей эффективностью. Именно поэтому я никогда и никого не буду ненавидеть. Слишком уж ненависть туманит мозги.

Как я и предвидел, Ксефону без труда удалось убедить всех этих «рыцарей с большой дороги». Впрочем, особо убеждать ему никого не пришлось. Они сами неплохо убедились, стоило им увидеть Алешу. В тот же миг они оторвались от своих любимых гаражей и двинулись за мальчиком. Мы с Альеной зашагали следом.

Альена, заметив, что Алеша не видит своих преследователей, нахмурилась. Вытянула в его сторону руку и чуть не заплакала.

– Не получается! Ну почему я плохо слушала на уроках?!!

– Ты меня спрашиваешь? – осведомился я. – Что хоть у тебя не получается?

– Не получается пробудить у мальчика предчувствие беды! Надо, чтобы он оглянулся! Иначе его догонят.

– Всего-то? И ради этого стоит будить какие-то там предчувствия? Ну и сложной дорогой вы там ходите в Раю, товарищ ангел. Смотри. – Я взглядом заставил подскочить небольшой камешек рядом с Алешей и влепил им ему в спину. Алеша испуганно обернулся и увидел преследователей. Тут же бросился бежать. Те за ним.

Я гордо тряхнул головой.

– Ну вот. А то предчувствия, третий глаз.

Альена благодарно посмотрела на меня, но выглядела все равно подавленно. Я же обругал себя. Высунулся, идиот. А каково ей? Черт превосходит ангела! Как она должна себя чувствовать? Эй, стоп! Чегой-то со мной?! Какое, собственно, мне дело, что чувствует какой-то там ангел? Наоборот, надо везде и всюду доказывать превосходство Ада. Что я и делаю. И горжусь этим! Я покосился на Альену. Нет, гордости я не чувствовал. Мне, конечно, плевать с высокой башни на чувства всех ангелов… всех, но не ее. Чертовщина!!! Я что, влюбился?! Ха, было бы еще в кого. Нет, конечно, девчонка ничего. Тьфу, блин!!! Надо срочно принять какое-то лекарство от головы… гильотину, например.

– Да не расстраивайся ты, – услышал я себя. – Ну не получилось, получится еще. Если хочешь, я помогу тебе.

Нет, мне точно гильотина нужна. Средствами послабже тут уже ничего не добиться.

– Спасибо, Эзергиль. – Альена слабо улыбнулась. И от этой ее улыбки у меня на душе стало лучше. Я сказал на душе? У черта на душе стало лучше? Я так сказал? Никогда больше не буду смеяться над дядей, когда тот примется рассказывать о высоких чувствах. Какие только глупости не начнешь говорить из-за них. Самое главное, ведь сам понимаешь, что глупости говоришь, но остановиться не можешь.

Ага, кажется, сейчас все и начнется. Я мигом забыл обо всех своих чувствах высоких и низких и сосредоточился на главном. А главное сейчас было в том, что наша веселая компания мелких хулиганов все-таки догнала Алешу и быстро окружила его. Мы с Альеной замерли неподалеку и стали поглядывать на художника Рогожева, что стоял чуть в стороне со своими картинами.