– Газ, освещение и кокс?
– О, не дай Бог, да. Он никогда не говорил вам об этом? Ну, возможно, у вас нет свободных денег для инвестиций, но он всегда старается привлечь финансы друзей в проекты. Хотя, возможно, он решил, что эта тема не заинтересует женщину. Меня, кстати, все это тоже не особенно интересует, но в последнее время он много говорит об этом: «Освещение Лондона газовыми фонарями, Реджинальд, – это дело будущего и ты должен с гордостью его поддержать». Я возразил ему, что в газетах пишут иначе и это предприятие перевернет рынок с ног на голову, упадет спрос на китовый жир, что в итоге приведет к разорению китобойного промысла, поставщиков канатов, парусины и мачт. А одна газета вообще предсказывала, что из-за введения газового освещения окончательно падет Британский флот. И знаете, что на это сказал Сидней? Он сказал, что этот проект сделает больше для предотвращения преступлений, чем любое учреждение Англии со времен Альфреда Великого. Да… Сидней может выдвинуть любые, самые неожиданные доводы в пользу своих проектов. Поэтому, когда я участвую в его затеях, то постоянно просчитываю риски.
– Но, по-моему, мистер Паркер очень осмотрительный?
– Сидней – осмотрительный? Что Вы, совсем нет. Помню, он однажды сказал мне: «Реджинальд, мы живем в безрассудном веке. Те из нас, кто как ты, спокойно сидит на своем капитале, в итоге лишатся его. Нас ждут трудные времена и все мы должны научиться идти в ногу с ними». После этих слов, он стал уговаривать меня вложить средства в паровые двигатели. А теперь он совсем потерял голову из-за этого газового освещения, и совершенно не замечает насмешек и критики по этому поводу. О, Сидней так обожает рисковать, – сказал Реджинальд и вдруг замолчал, задумавшись, – То есть, – продолжал он, – любит рисковать только в некоторых случаях. Например, когда я собирался вложить капитал в развитие Сэндитона, которым так увлечен его страший брат, Сидней стал отговаривать меня. «Зачем рисковать деньгами здесь? – недоумевал он, – Сэндитон – даже для меня слишком азартная игра. С какой стати тебе ввязываться в это дело? Приморские курорты полностью зависят от моды, а мода – от вкусов. Кто может предсказать определенно, как все это обернется?» И был прав, наверное. Он сказал, что его брат сделал Сэндитон своим хобби и сочетает коммерцию с удовольствием, что неплохо лично для него, но вряд ли это подходящее для стороннего вкладчика… Простите, мисс Хейвуд, что-то я всё о деньгах, да о деньгах. Вам это, наверное, совершенно, не интересно. Вы просто останавливайте меня, когда Вам наскучит мой рассказ. Все мои друзья поступают так. Я не обижаюсь.
– Мне совсем не скучно, – возразила Шарлотта, которая внимательно слушала его и старалась не пропустить ни одного из откровений Реджинальда. И хотя ей было ясно, что он любит поговорить, были бы благодарные слушатели, но сейчас он был для нее очень интересным собеседником. И хотя порой мистер Каттон, как кузнечик, резво перескакивал с одной темы на другую, Шарлотта с интересом следила за причудливой траекторией полета его мысли и по многим, казалось бы, незначительным намекам узнала за время этой утренней прогулки гораздо больше о характере Сиднея, чем он сам рассказал ей за целую неделю.
Там, где Сидней обычно уходил от ответа или и шутил, Реджинальд, наоборот, одним или двумя словами выражал своё мнение. Правда, Шарлотта иногда сомневалась в том, что он думает о том, что говорит, так как часто его фразы обрывались на полуслове или вели в никуда. Когда ей было не совсем понятно, что он хотел сказать, она прерывала его вопросом, но вместо ответа он вдруг замолкал с таким забавным выражением лица, что, казалось, он снова взболтнул что-то лишнее, потом громко смеялся над собой и начинал бойко рассуждать о чем-то другом.
Так узнав, что он идет не просто на прогулку вдоль берега, а включен в группу по сбору морских водорослей, Реджинальд громко воскликнул:
– Боже мой! Что они все с ума сошли? Кто пойдет собирать эту скользкую дрянь? Мисс Хейвуд, я знаю, Вы шутите?
Она ответила ему, что, по крайней мере, трое собирателей настроены вполне серьезно, посмеялась над его недоверчивостью и попыталась несколько смягчить его гибельную откровенность. Но он всё утро продолжал язвить по поводу этого странного развлечения, наотрез отказался помогать Артуру вылавливать из моря водоросли и сначала игнорировал молчаливые мольбы девиц Бофорт обратить на них внимание. Он приударил за ними только тогда, когда понял, что в противном случае может угодить в цепкие коготки мисс Денхэм. Она была все время начеку, и в любой момент была готова присвоить его. Каждый раз, когда Артур отзывал Шарлотту в сторону присмотреть за его сохнущими полотенцами, носками и ботинками, Эстер всегда оказывалась рядом с Реджинальдом и уговаривала его присесть на «удобном валуне» или полюбоваться отливом в стороне от шумной компании, столпившейся вокруг новых образцов морских водорослей, которые нашел Артур и которые могли расти только у берега Сэндитона.
Но простодушный на вид Реджинальд, оказался не так прост и быстро ускользнул от мисс Денхэм, о коварстве которой его предупреждал «осмотрительный» Сидней. Шарлотту забавляло, как он вдруг начал страстно рассматривать последние найденные образцы водорослей, что позволяло ему защищаться от Эстер сразу с двух сторон «безобидными» мисс Бофорт. Артур в свою очередь был горд тем, что оказался единственным джентльменом, рискнувшим промочить ноги в это утру и преодолел свой хронический страх схватить простуду. К концу прогулки Реджинальд, наконец, сделал свой выбор между двумя сестрами Бофорт и полностью посвятил себя младшей из них – мисс Летиции; он наблюдал из-за ее плеча, как она старательно рисовала диковинные и сложные образцы водорослей, пытаясь передать их неповторимые оттенки. Летиция, потерявшая надежду найти достойных почитателей своего таланта в Сэндитоне, на этот раз оставила свой мольберт дома и теперь то и дело сокрушалась, что без мольберта у нее ничего не получается. Но Реджинальд галантно одобрял даже самые неудачные из ее набросков, вежливо настаивая на том, что они кажутся ему совершенной копией водорослей. И, хотя никто больше с ним не соглашался, мисс Летиция была достаточно польщена и усердно продолжала делать наброски.
Шарлотта, тем временем, опекала неуклюжего и трогательного Артура. Выжимая его полотенце, вручая ему сухие носки и комментируя его находки, она чувствовала, что таким образом благодарит его за доверие, которое он всегда внушал ей.
Но все мысли Шарлотты были заняты в это утро исключительно Сиднеем, о котором она узнала много нового. Самым интересным ей показалось ироничное замечание Ридженальда. «Сидней – осмотрительный? Что Вы, совсем нет», – эти слова снова и снова звучали у нее в памяти, впрочем, как и фраза самого Сиднея: «Осмотрительность и мисс Хейвуд, неплохо уживаются вместе». Все, что касается Сиднея, теперь выглядело в ином свете! Невнимательность к друзьям, легкомыслие, ограниченность и непредусмотрительность – она уже больше не могла упрекнуть его в этом. Теперь она уже больше не сомневалась, что он действительно серьезно заботился о некоторых людях. Но стал ли ей более понятен его характер? Она мечтала поскорее остаться в одиночестве, чтобы еще раз в деталях вспомнить весь свой разговор с Реджинальдом. Поэтому, как только Артур снова обрел опеку своих сестер, Шарлотте сразу захотелось вернуться в свою комнату, раскрыть шкатулку из ракушек, перечитать письмо Сиднея и обдумать все, что она слышала о нем в тот день.