Я ожидал самого сложного или трудновыполнимого задания, но обеспечивать оперативное прикрытие атаки штрафников было для меня неприятной неожиданностью.
А вот попасть в штрафбат любому военнослужащему можно было запросто: старшему по званию по морде заехал за хамство, не смог взять занятую немцами высоту… А как ее возьмешь, если артиллерийской поддержки нет, а бойцы из свежего призыва и толком не обучены? За пьянку на передовой, за то, что политрука послал по матушке, потому как пытался в неподходящий для этого момент давать дурацкие наставления… Всего и не перечесть.
Деваться некуда: приказ есть приказ, и его надо выполнять.
Мы зашли в радиовзвод за радистом, погрузились в полуторку и – в путь.
Дороги были разбиты военной техникой, и ехать – одно мучение. Однако к этому уже привыкли. Больно было видеть, как слева и справа на изрытых траншеями полях, среди посеченных осколками и полуобгоревших сосен застыли сгоревшие и подбитые танки и самоходки – наши и немецкие, опрокинутые пушки и убитые, убитые, убитые… Много тел лежало на перепаханной снарядами земле, в воронках, у стенок полуобвалившихся окопов, на поле. Разбросанные каски, обрывки одежды, сапоги… Правда, мелькнули на обочине двое из похоронной команды, с неказистой лошаденкой, запряженной в телегу. Да им тут до зимы работы хватит, коли вдвоем продолжать будут убитых хоронить.
Остановились в небольшом местечке, как называли здесь городки.
По тротуару быстрым шагом шли две женщины, тащившие узел.
– Гражданочки, не подскажете, как называется местечко?
– Рованичи.
– Вот спасибочки.
Прибыли, теперь надо искать штрафбат. В самом городке его не разместят – это как пить дать. Мы двинулись дальше, и через пару километров дорогу нам преградили бойцы.
– А ну стой! Дальше ехать не можно! – По говору – украинец. – Повертайте назад.
– Командира позови.
– Для всих такых як ты – я командир.
Черт, какой-то сержант мне указания давать будет! Взбешенный, я выскочил из кабины, вытащил свое удостоверение и сунул его сержанту под нос.
– Ты до Берлина мою машину толкать будешь, если командира не позовешь! Бегом!
До сержанта дошло. С места рванул, как спринтер.
Вскоре подошел лейтенант:
– Что за шум?
Я на вытянутой руке показал ему удостоверение. Объясняться не хотелось – от лейтенанта попахивало спиртным. Он, увидев горящие золотом на красном фоне буквы, неспешно принял стойку «смирно».
– Командир заградотряда Особой дивизии по охране тыла лейтенант Кириченко, – вскинул он ладонь к виску.
– Где штрафбат?
– Перед нами, прямо пятьсот метров.
– Распустил своих подчиненных, устав забыли!
– А ехал бы ты своей дорогой, капитан! – схамил лейтенант.
Эх, встретить бы тебя на передовой!
Я скрипнул зубами, уселся в кабину. Бойцы заградотряда расступились, и полуторка проехала.
Впереди, на окраине леса, и в самом деле находилась большая группа бойцов. Одеты, как и положено всем армейским, одна только странность – без погон.
Мы остановились, нашли комбата. Выглядел он обычно, при погонах, только небрит дня три. Да это простительно, не в театр вышел.
– Капитан Колесников, из фронтового СМЕРШа, – представился я, показав удостоверение.
Не глядя на него, майор обвел меня тяжелым взглядом и угрюмо бросил:
– Ну здоров, капитан. Что, одного заградотряда мало, так еще и СМЕРШ сюда прислали? А у меня тут все провинившиеся, так что искать никого уже не надо.
– Майор, я, как и ты, приказ выполняю.
– Ну, коли так, выполняй.
Майор повернулся и ушел. Хмурый он какой-то и не больно приветливый. СМЕРШ не любит или характер такой?
В штрафных ротах и батальонах воевали до ранения, которое снимало вину. Если везло и в бою не ранило, то штрафник отбывал свой срок – месяц, два, три. Только я не припоминал ни одного случая, кто бы оттянул свою лямку в штрафбате три месяца. Потери в таких подразделениях были просто ужасающие. После боя выбывало по смерти или ранению до семидесяти процентов переменного состава. Штрафников не жалели, бросали на сильно укрепленные позиции, причем часто без артподготовки. Получалось – вперед идти не дают вражеские пулеметы, сзади офицеры постоянного состава пистолетом тычут: «Вперед!» И отступать нельзя – под пулеметный огонь заградотрядов попадешь.
Мы оставили радиста в машине и втроем прошли по расположению батальона. Бойцы, хмуро поглядывая на взводных, сосредоточенно снаряжали магазины к винтовкам и автоматам – готовились к предстоящему бою, ведь патроны
им выдали в самый последний момент. Скользнув по нашим погонам взглядами, они молча переглядывались меж собой, сглатывая набегавшую слюну – скрывая свои мысли и чувства за внешним равнодушием.
А чего другого нам ожидать? Они видели в нас представителей армейской власти, не всегда справедливо применявшей силу.
Честно говоря, я даже не представлял, чем мне здесь заниматься. Изменников Родины и предателей в батальоне не было – те либо в лагерях сидели, либо в сырой земле лежали.
Подошел майор. Собрав командиров, он уточнил задачу, показывая рукой в направлении темнеющих вдалеке изб маленькой деревушки. Прозвучала команда: «Пристегнуть магазины, выдвигаться с командирами взводов к западной стороне леса».
Бойцы надели каски, построились в неровные колонны и пошли за командирами. Мы втроем последовали за ними на небольшой дистанции.
Штрафбаты состояли из постоянного и переменного состава. Для постоянного состава штрафбат был местом службы, а переменный – это непосредственно штрафники. Командиры из постоянного состава обладали несколько большими правами и властью над переменным составом. В случае отказа от выполнения приказа или других проступков могли без суда застрелить штрафника. Но и сами служили недолго. Хоть и не шли в передовых цепях, как штрафники, но огонь противника доставался и им. Были случаи, когда переменный состав в спины командиров стрелял.
Впереди началась стрельба. Со вскриком падали раненые, появились первые убитые. Мы видели, как бойцы залегли, отвечая редким огнем, – видно, берегли патроны. Но тут раздались грозная команда: «Не лежать, вперед!», подхваченная ротными по длинной цепи распластавшихся на земле бойцов. Один за другим они отрывались от земли и, пригнувшись, бежали к немецким траншеям.
Немцы встретили наступающие цепи шквальным автоматным огнем, но штрафники в каком-то невероятном исступлении упорно рвались вперед, на ходу стреляя по каскам врага, приникшего в окопах к прикладам автоматов.
До немецких траншей – сотни две шагов. Бойцы пробегали несколько шагов, падали, ползли, снова поднимались для рывка вперед, и опять падали на землю, увидев хоть маленькую складку, способную прикрыть от свистящих пуль.