Если бы и у нас на фронте была такая техника и такое вооружение, как у них в начале войны, мы бы немца дальше границы не пустили. В окопах наших крайне не хватало средств уничтожения бронетехники: ружей противотанковых – единицы, не хватало гранат – бутылками с зажигательной смесью танки жгли. На Западе их «коктейлем Молотова» прозвали. Не любили их солдаты. Попадет осколок или шальная пуля в бутылку – сам живьем сгоришь, потому как не тушится ничем, пока состав не выгорит полностью. А танков немецких потому боялись, что бороться с ними нечем было.
Но перелом в войне, когда впервые затрещит хребет хваленого вермахта под Москвой, впереди. А пока – день за днем – шла непростая солдатская работа, в ожидании новых боевых приказов текли будни войны, ставшие частью моей жизни.
Притопал я в медсанбат, с помощью санитарки нашел палату, в которой лежал командир. В комнате человек двадцать лежало – не сразу его и признал. В исподнем, бледный, осунувшийся.
– Здравствуй, командир.
Я поставил подарки на тумбочку.
– Привет, Петя, – почти прошептал лейтенант.
– Ты много-то не говори, мне сказали – слаб ты еще, отдохнуть тебе надо, сил набраться.
– Кого на взвод поставили?
– Пока меня, только званием я не вышел.
Илья кивнул. Я вкратце пересказал ему новости – про рейд наш, про то, как «окруженцев» встретили, как гаубичную батарею разгромили. Потом про пленного офицера-артиллериста рассказал – что после допроса в штабе его расстреляли.
– Правильно сделали, – сказал раненый, лежавший на соседней кровати. – Они на нашу землю захватчиками пришли, что с ними церемониться? Туда им и дорога!
– Во-во! Всех бы их в этот овраг! – подхватил раненый с другой кровати.
Я повернулся на голоса. Оказывается, вся палата жадно слушала мой рассказ. Скучно в санбате лежать. О своих ранениях друг другу рассказали, сводки Совинформбюро прослушали, и – все. А тут – свежие новости с передовой, из первых рук.
Дальше уже сами раненые стали обсуждать, как, по их мнению, развернутся события на фронте.
– Техники бы нам побольше да боеприпасов вдоволь. Вот я – артиллерист. На день по два-три снаряда дают. Чего ими сделать можно? Только пристреляться, – подал из угла голос раненый.
Я прислушивался к словам раненых и видел – была в них горькая сермяжная правда. Слышали б ее и те, от кого зависело техобеспечение строевого полка на фронте…
Я попрощался с Ильей, пожелал всем раненым скорейшего выздоровления и вышел из душного санбата.
По улице неровным строем шли бойцы в новой форме – видать, пополнение. Они с интересом разглядывали вывески
на зданиях города, неумело поправляя съезжающий с плеча ремень винтовки. Навстречу, натужно урча, ехал гусеничный тягач – тянул на тросе танк с развернутой назад башней.
– Принять вправо! – дал команду шедший сбоку колонны лейтенант.
Бойцы послушно сошли на обочину, с любопытством и ужасом разглядывая покалеченную боевую машину.
Я невольно замедлил шаг. Сердце сжалось – это была видавшая виды «тридцатьчетверка». Досталось же ей: люквоздуховод над отделением силовой передачи сорван, через торчащий вверх кормовой лист просматривался почерневший от гари двигатель. Я попытался представить судьбу экипажа. В такой ситуации все зависит от того, успеют ли они за несколько секунд выскочить через люки.
С передовой за городом доносились редкие выстрелы – обычные будни прифронтового городка.
Я возвращался в разведвзвод, стараясь не думать о превратностях судьбы: что было, то прошло, что будет – увидим. Однако такого виража судьбы, который мне предстоял, даже я, привыкший, кажется, ко многому, не ожидал.
По прибытии во взвод ко мне подошел встревоженный не на шутку старшина:
– Командир, тебя посыльный из штаба уже дважды спрашивал. Никак, случилось чего? Срочно иди – начальство ждет!
Ну вот! Только отдохнуть маленько собрался – и на тебе. Что за срочность такая?
Я прибыл в штаб. Начштаба, как увидел меня, побагровел весь:
– Где тебя носит, Колесников?
– В медсанбат ходил, к командиру своему.
– Тебя дожидаются. Ждать себя заставляешь, сержант! Следуй за мной!
Он подвел меня к дальней комнате, открыл дверь, пропустил вперед. И – плотно закрыл за собой дверь.
За столом сидел средних лет мужчина, в военной форме, но без знаков различия на петлицах. Лицо невзрачное. Посмотришь на него, отведешь взгляд, а как он выглядит, вспомнить не сможешь. Мне он сразу не понравился. Однако по тому, как майор стоял перед этим военным, я понял – он не из простых.
– Товарищ из… в общем, поступаешь в его распоряжение.
Начштаба счел свою миссию выполненной, повернулся и вышел.
– Командир взвода разведки старший сержант Колесников? – полувопросительно-полуутвердительно спросил незнакомец.
– Так точно.
– Да ты садись. Можешь называть меня «товарищем Ивановым».
Я уселся на единственный свободный стул.
– Кури. – Незнакомец подвинул поближе ко мне пачку папирос и спички.
– Бросил.
– Правильно, сам хочу.
«Разговор завязать хочет, в душу влезть, – решил я. – Папиросочки, разговор про босоногое детство, а потом попросит на товарищей доносить – знаю я эти штучки, рассказывали уже сослуживцы под большим секретом».
– Это твоя группа окруженцев с майором Меркурьевым из немецкого тыла вывела?
– Моя, а что?
– Вопросы здесь задаю я.
– Так точно! – Я вскочил со стула и вытянулся по стойке «смирно».
Лучше изображать тупого солдафона и служаку – быстрее отстанет.
– Садись и перестань дурака валять. Петр, я о тебе больше знаю, чем ты думаешь.
Ага, знаешь! Фига! Не Петр я вовсе, а Сергей.
– Подойди к столу, покажи на карте, где батарея немецкая стояла.
Я подошел, определился, уверенно ткнул пальцем.
– Вот здесь.
– Правильно.
Еще бы неправильно! Я там с товарищами шкурой рисковал, такие вылазки не скоро забудешь.
– А в этих местах был?
Незнакомец ткнул карандашом в район села Усвятье. Я всмотрелся в карту. Это было немного дальше, чем позиции немецкой батареи.
– Нет, так далеко мы не забирались, «языка» можно и поближе взять.
Тоже мне – «Иванов»! Он такой же Иванов, как я балери-
на. По выправке – кадровый офицер, по невзрачной физиономии – похоже, разведчик или из «органов».
– Провести в Усвятье можешь?