— Доктор? — удивлённо переспросил Зенек и ещё раз огляделся. — Но как я к вам попал?
— Очень просто, пане поручник, — доктор присел на краешек кушетки. — Ко мне прибежала моя соседка панна Ковальская и попросила помочь.
— А что, со мной и вправду что-то серьёзное? — забеспокоился Зенек.
— Как вам сказать, пане поручник… — доктор отчего-то немного помялся и, не отвечая прямо, спросил сам: — Я понимаю, вы лётчик и вы упали, так?
— Да, пан доктор, — подтвердил Зенек. — Только не с самолётом, я, видите ли, прыгал с парашютом…
— Так, так, так… — доктор зачем-то пожевал губами. — Ну, тогда картина более-менее ясная. — Хотя, после падения, как я догадываюсь, вам пришлось много ходить?
— Так, пан доктор, — подтвердил Зенек. — Пришлось.
— А вот этого, батенька мой, не следовало, совсем не следовало… — Врач посерьёзнёл и, положив руку на бедро поручика, начал осторожно ощупывать, время от времени интересуясь: — Здесь больно?.. А здесь?
Выслушав односложные ответы, доктор потёр руки и преувеличенно бодро заключил:
— Ну что ж, батенька мой, будем надеяться, что всё обойдётся, однако полежать вам надо.
— Пане Штейн, вы когда перевезёте меня в военный госпиталь? — спросил Зенек.
— Нет, — покачал головой доктор. — Боюсь, военный госпиталь уже снялся и отбыл в неизвестном направлении, так что придётся вам полежать у меня. Тем более, панна Ковальская настоятельно просила поставить вас на ноги.
— А она где? — Зенек только сейчас вспомнил об Ирене Ковальской и цели визита.
— Здесь, ждёт когда вы придёте в норму, — и улыбнувшись, доктор вышел из комнаты…
* * *
Остап, бывший студент политехники, а теперь боивкарь [31] , лежал за корчем, прижимая к плечу приклад «зброёвки-30». Чуть в стороне, командир их группы Смерека, привстав на колено, смотрел в бинокль, наблюдая за медленно приближающейся к месту засады автомобильной колонной.
Какое-то время Остап тоже напряжённо вглядывался в серую ленту полевой дороги, по которой, следом за едущей впереди парой легковушек, натужно рыча моторами, ползли несколько «урсусов», а потом обратился к командиру:
— Друже Смерека, думаю, дерево, что мы у дороги подпилили, надо свалить как раз перед грузовиками. Тогда колонну наверняка пополам разорвать удастся.
— Верно, — согласился Смерека.
Потом, опустив «цейс», ещё раз глянул на своих боевиков, затаившихся вдоль дороги, и предупредил Остапа:
— Будешь стрелять, смотри, пассажиров головной легковушки не зацепи, их живыми взять надо.
— Так, друже, выконую слушно [32] , — отозвался Остап и, хотя до колонны было ещё далековато, заранее начал прицеливаться во второй автомобиль.
Зачем пассажиров надо брать живыми, Смерека не объяснял, он только отдал приказ, да никто его и не спрашивал. Задание было сформулировано коротко: расстрелять отступающую польскую военную колонну и взять пленных.
Тем временем автомобили подъехали так близко, что Остап разглядел за ветровым стеклом первой легковушки серебристую отделку на воротнике одного из пассажиров и, решив, что его тоже могут увидеть, ещё плотнее прижался к корчу.
Именно в этот момент сбоку послышались резкий выкрик, треск, и огромное дерево, росшее рядом с дорогой, сначала вздрогнуло, потом начало медленно наклоняться и в конце концов с шумом упало точно позади второй легковушки.
Тяжёлый грузовик, ехавший следом, от резкого торможения сначала занесло вбок, потом мотнуло из стороны в сторону, но это не помогло, и «урсус» замер, только когда его радиатор с ходу упёрся в поломанные ветки.
Вероятно, пассажиры головной машины не сразу поняли, что случилось, так как автомобиль ещё какое-то время продолжал спокойно ехать и остановился всего в каких-то десяти метрах от корча, за которым сидел Остап.
Дверцы с обеих сторон машины распахнулись, на дорогу начали выскакивать какие-то люди в форме, и на них сразу кинулись прятавшиеся у обочины боивкари. У машины мгновенно началась свалка, раздались отдельные выстрелы, и Остап, понимая, что солдаты, наверняка сидевшие в крытых «урсусах», вот-вот бросятся на помощь, открыл шквальный огонь по грузовикам.
То, что потом началось на дороге, Остап воспринимал плохо. Расстреляв в горячке патроны, он кинулся перезаряжать «зброёвку», и тут от грузовиков началась ответная стрельба. Особенно хлёстко бил карабин какого-то жолнера, залёгшего под скатом «урсуса». Солдат стрелял так точно, правильно выбрав за цель пулемёт Остапа, что от корча во все стороны полетели щепки.
Остап испуганно отбежал подальше, и тут на него налетел бесстрашно вскочивший на ноги Смерека.
— Стреляй, бисов сын! — рявкнул на бегу командир и, походя пнув оробевшего пулемётчика, сам бросился к дороге, где всё ещё продолжалась дикая суматоха.
Растерявшийся Остап глянул туда, судорожно метнулся назад к корчу и вдруг увидел, как польский офицер, раскидав пытавшихся схватить его людей по сторонам, прыгнул на обочину. Случилось так, что Остап оказался у него на дороге, и они столкнулись лицом к лицу.
Видимо, встреча была неожиданной для обоих, потому что они на секунду замерли, а потом поляк резко отскочил в сторону и метнулся к лесу, а Остап повалился за свой корч и только там до конца осознал, что волею случая столкнулся не с кем иным, как с майором, встретившим его в военном присутствии…
* * *
Стоя у временного памятника в военной части центрального католического кладбища, Ирена Ковальская осторожно поправила веночек из цветов, прикрепленный у фотографии её брата. Поручик Зенек, только теперь уже не в военной форме, а в цивильном, бывший рядом с Иреной, резко выпрямился, по-военному отдал честь и, напоминая, что пора уходить, легонько тронул девушку за плечо. Ирена смахнула слезу, перекрестилась, взяла Зенека под руку, и они медленно направились к выходу.
За воротами кладбища на удивление было людно, вокруг оживлённо сновали прохожие. Часть их куда-то озабоченно торопилась, другие наоборот, скапливались то здесь, то там и принимались что-то горячо обсуждать. Да и вообще в городском воздухе как бы висело странное напряжение.
По мостовой куда-то двигалась то ли колонна, то ли демонстрация, над головами людей возвышались транспаранты с выписанными по красному кумачу лозунгами, на одном из которых был памятный ещё с революции призыв: «Дайош!»
Вдобавок из бокового проулка показался отряд рабочей милиции во главе с духовым оркестром, перед которым вместо капельмейстера вышагивал какой-то бурмило [33] , крепко сжимавший в руках явно заранее припасённый красный флаг.