– Мисс Ива, это невозможно. Я ненавижу себя. Опять я не был там, где надо в нужное время, – прерывистым, взволнованным голосом начал Суон, но Ива медленно приложила палец к своим бледным губам и закрыла глаза.
– Нет, инспектор Суон. Нет. Всё хорошо, вы слышите?
– О, господи, вы ещё и утешаете меня… – пробормотал Суон, потирая лицо широкими ладонями.
– Ну, теперь, пока нам никто не мешает, о деле. Присаживайтесь в кресло, – и Ива пересказала инспектору всё, что случилось в день катастрофы, временами замолкая, чтобы набраться сил, – Скажите, уже известно, кто сбил меня?
– Это была крайняя неосторожность со стороны фон Мюкка. Его наверняка насторожили визиты Мелисанды к вам, но ваш визит к вдове Фицгилберт заставил его буквально запаниковать, и он решил действовать немедленно. С убийством Брюстера вышла чистая импровизация, но это была гениальная импровизация. Тут фон Мюкк сделал всё так чисто, что на него указывают лишь косвенные доказательства. А вот с вами он поторопился. У него приметный автомобиль – новенький четырёхцилиндровый «Ланчестер Твин Сайлиндер», только что с завода, а один из кэбменов оказался большим поклонником новой техники. И потом, эти автомобили такие непрочные… От столкновения оторвался малый фонарь с левого крыла авто, по его серийному номеру машину быстро вычислили. Один из слуг фон Мюкка сказал нашему агенту, что барон приехал вечером из яхт-клуба кэбом, сказал, будто машина сломалась, и он оставил её за городом. Машину пока не нашли, но это дело времени. Вернее, её пока особо и не ищут, чтобы не вспугнуть немца. Пока у нас в руках не будет веских доказательств его шпионской деятельности… простите, мисс Ива – даже убийство и покушение на убийство – это не то, за что нам бы хотелось сейчас взять фон Мюкка.
– Конечно, я понимаю. Теперь – ваша очередь действовать, дорогой инспектор. «Сокрою все твои секреты», не так ли? А вы раскроете этот секрет, пока я немного отдохну…
– Конечно, конечно. Я, признаться, снял покров с некоторых тайн, пока… пока вы болели. Теперь я точно знаю, что следует сделать. Однако – мисс Ива, я уже предупредил этого вашего греческого доктора, что никто, кроме нас, не должен знать о том, что вы пришли в себя.
– Это мудро. Феотокис надёжный человек, ему можно доверять.
Ива помолчала, потом обвела взглядом свою спальню.
– А вот эта – от кого? – спросила она, немного рассеянно глядя на высокую корзину, из которой победными трубами возвышались зеленовато-белые каллы.
– Это? От князя Урусова. Там была записка, она на столике.
Ива протянула руку, Суон быстро нашёл то, что было нужно, среди записок и карточек, и прорицательница взяла из его рук небольшой листок. Но тут дверь открылась, в комнату буквально вбежал Гай Флитгейл – сбивая вазы и корзины на своём пути, и чуть не уронив инспектора Суона, он кинулся к изголовью постели.
Суон тихо, осторожно вышел из спальни, притворив за собой дверь.
Миссис Биссет была худой, измождённой женщиной лет сорока. Она проводила Суона в небольшую гостиную в скромно обставленном коттедже на окраине Уимблдона, и попросила прощения за то, что не оставит работу во время разговора: она занималась шитьём и торопилась закончить работу засветло.
– Миссис Биссет, я знаю, что разговор этот будет для вас неприятным… – начал Суон.
– Что ж поделаешь, инспектор, я всё понимаю. Только зачем вам это – ума не приложу. Барона ведь убили две недели назад, я читала в газетах, а Тома нет в живых уже полгода.
– И всё же, мне бы хотелось поговорить с вами о вашем покойном муже.
– Ну, извольте. Хотя вы всё и так знаете, – женщина говорила спокойно, продолжая деловито укладывать на белом полотне стежок за стежком.
– Давайте уточним кое-что, – миролюбиво сказал Суон и вынул свой блокнот. – Скажите, как ваш муж попал на службу к барону Фицгилберту?
– Не знаю, сэр. Три года назад его уволили с завода в Манчестере, он там повздорил со своим начальником. Но почти сразу Том нашёл работу у барона, пришёл и говорит: «Собирайся, мы едем в Уимблдон, там есть хорошая работа». Вот мы и переехали сюда. Он мне про свои дела ничего толком не рассказывал. Я только сказала: «Как же так, Том, ты же инженер, а теперь идёшь в механики», а он мне: «Выбирать не приходится, а платить мне будут хорошо». Вот и всё.
– Значит, он служил механиком. Но ведь он ещё чем-то занимался? Ведь у него было что-то вроде кабинета над гаражом? – уточнил старший инспектор.
– Да, сэр, чем-то ещё занимался, только я об этом ничего не знаю.
– А где теперь вещи вашего покойного мужа? Я имею в виду – книги, бумаги, какие-нибудь чертежи?
– Почти всё было у него в комнатке над гаражом, всё там и осталось. Зачем мне это, я ничего не понимаю в механике. Все бумаги остались у господина Фицгилберта.
– А вы не знаете, над чем трудился ваш муж? Ну, может быть, он был изобретателем, придумывал что-то, какие-то новые машины? – настаивал Суон.
– Нет, ничего он не изобретал, – с удивлением ответила вдова, отрываясь от работы, – просто делал какую-то работу для хозяина, вот и всё.
– Значит, он выполнял какие-то задания барона?
– Да, сэр! Иногда всю ночь работал. Не дома, конечно. Иногда его превосходительство приезжал из Лондона довольно поздно, и Тома вызывали в гараж. А одевался он не так, чтобы работать в гараже, а как если бы шёл в свой кабинет – чисто одевался. А возвращался только утром. Смотрю – Том возвращается, а через минутку и барон по дороге в Лондон, на службу. Том много работал, очень. Но и платили ему неплохо, мы не нуждались.
– Вы не знаете, что случилось между вашим мужем и Фицгилбертом накануне покушения? Я помню, вы говорили, что муж был чем-то сильно раздосадован, что тогда произошло?
– Ах, это!.. Было такое. Судья всё спрашивал – не было ли ссор у Тома с господином бароном. Была одна ссора. Где-то за неделю до того случая.
– И из-за чего же они поссорились?
– Да из-за каких-то чертежей. Нехорошо как-то вышло: я утром вышла в сад, нарвать цветов, тогда как раз только-только появились нарциссы, смотрю – барон едет в город. Так, как обычно. Только он вдруг подъехал к нашему дому, остановился и вышел из машины. Том был в доме, и господин барон в дом вошёл. Окна были раскрыты, но я, сэр, половины не слышала, о чём они говорили. Но барон был чем-то очень недоволен, даже голос повышал. «Где, – говорит, – чертежи, Том!?» Ну, потом вроде как ещё о чём-то поговорили, и барон уехал. Том весь день был очень, очень злой. Вообще-то, он никогда про барона худого слова не говорил. Ну, тут буркнул что-то, вроде как «старый осёл», вы уж простите меня, инспектор. Он вообще обидчивый был, горячий. Все беды от этого. И на одном месте не мог долго усидеть. Он перед самыми этими событиями говорил мне: «Скоро у нас будет много денег, и мы уедем отсюда». Ну, конечно, барон хорошо платил, но чтобы «много денег»…