– Бобка, отстань! А то я тебя щелкну по носу моей хлопушкой!
Хлопушка у Арси имелась постоянно. Он бил ею мух по стенам пансиона в досужий час.
– Тук! Тук-тук! Тук! – простучало как бы в ответ на слова Арси.
Арся вскипел, потому что любил спать, как никто из всех маленьких пансионеров. Заспанный и сердитый, он, не раскрывая глаз, опустил руку, нащупал ею сапог у своей постели и запустил им в Бобку. Бобка, спавший до сих пор как сурок, подпрыгнул на пол-аршина от кровати и запищал на всю спальню:
– Ай! Ай! Ай! Кто дерется?
– Тук! Тут! Тук! – ответил ему громкий настойчивый стук у окошка…
Бобка и Арся, как по команде, открыли глаза, оба сразу, потом рты и произнесли в один голос, сидя на своих постелях:
– Вот так штука!
Перед окном стоял мальчик лет одиннадцати, толстый, рыхлый, белобрысый, с выпуклыми серыми глазами и очень пухлым ртом. Он был одет в высокие сапоги и чистенькую куртку. На голове его был нахлобучен картуз с козырьком; за плечами привязана котомка, какие обыкновенно носят странники на больших дорогах.
Мальчики в одну секунду повскакали с кроватей и побежали навстречу незнакомцу. Первым подошел к нему Алек.
– Ты кто такой? – обратился он к мальчугану.
– А ты кто такой? – тем же тоном задал ему вопрос тот.
– Я – царь… То есть не царь еще, но буду царем! – гордо ответил Алек.
Мальчик взглянул на него так, точно перед ним очутился слон, змея или дикая кошка из лесов Южной Америки. Потом прыснул от смеха и залился хохотом, нисколько не стесняясь того, что был не один. Мальчик хохотал так, что голова у него тряслась, плечи и живот тоже; даже котомка за плечами подпрыгивала.
– Ой, не могу! Ой, умру! Ой-ой-ой! Вот так царь! Не могу, уморил! – хохотал мальчик и, уже не будучи в состоянии держаться на ногах, опустился на землю и все продолжал смеяться. – Хорош царь! Ха-ха-ха! А у самого дырка в башмаке!
И он ткнул пальцем в сапог Алека, из носка которого действительно любопытно посматривал большой палец. «Царь» тоже посмотрел на дырку, хмыкнул и покачал головой. Неприятно: царь – и вдруг дыра в сапоге!..
Вова Баринов увидел смущение Алека, безропотно стащил с себя сапоги и отдал их «царю».
– Наденьте их, Алек. Они целые, – произнес он с низким поклоном.
Алек великодушно принял подарок, натянул целые Вовины сапоги, а свои рваные передал Вове. Увидев это, лупоглазый мальчик тотчас перестал смеяться.
В эту минуту послышался голос подошедшего месье Шарля:
– Дети, на молитва! Живо! Марш-марш!
Тут француз остановился, заметив под окном незнакомого мальчика.
– Ты кто есть такой? – спросил он не без любопытства.
– А вы не директор?
– Какой такой тебе дело, кто я! Ты говори, кто есть ты! – вспыхнул месье Шарль, не любивший, когда дети пускались в разговоры со взрослыми.
– Мне нужно видеть директора, – произнес мальчик.
Месье Шарль рассердился, топнул ногой, но сдержался.
– Попросить сюда господин директор! – приказал он Миле Своину, которого любил больше других за его кроткую натуру и тихий нрав.
Миля побежал вприпрыжку и через пять минут вернулся в сопровождении Александра Васильевича.
При виде лица, заросшего волосами, новый пришлец [22] открыл рот и выпучил на директора и без того уже огромные глаза, потом лениво поднялся с земли, не спеша перелез через окошко и, подойдя к господину Макарову, протянул руку.
– Я шалун. И пришел сюда пешком за двадцать верст, чтобы меня здесь исправили.
– Здравствуйте! – произнес он самым серьезным образом без тени улыбки на не по-детски спокойном лице. – Вы, стало быть, сам директор?
– Стало быть, сам директор! – улыбнувшись, ответил Александр Васильевич.
– Ну, вот вас-то мне и надо. У вас есть заведение, где исправляют мальчиков-шалунов? – снова без малейшего смущения спросил странный мальчик.
– Да, – ответил, улыбаясь, Александр Васильевич, очень заинтересованный маленьким пришлецом. – А ты кто такой? – заключил он вопросом.
– Я? – мальчик взглянул в лицо директора спокойным взглядом и ответил, не меняя тона: – Я – шалун.
– Как шалун? – удивились господин Макаров, месье Шарль и все мальчики-пансионеры.
– Да так, шалун! Я теперь устал немного и оттого тихий, а вообще я – шалун. И пришел сюда пешком за двадцать верст, чтобы меня здесь исправили, – ровным голосом произнес мальчик.
– Как пешком? – снова изумились все.
– Ну да, пешком. Что ж тут такого? Я тихонько из дома ушел от бабушки и папы. Мамы у меня нет.
Мне надоело слушать одно и то же: что я «проказник», что я «скверный мальчишка", что я «бесенок» и что я «послан в наказание всем домашним». И вот я не захотел больше быть наказанием для тех, кого люблю, и решил прийти сюда, чтобы исправиться. Деньги у меня есть. Я сам за себя платить буду. Как решил, что поступлю сюда для исправления, так и стал копить деньги. И скопил. Вот вам, получайте – 4 рубля 75 копеек. Целых четыре месяца копил! – заключил с гордостью странный мальчик и, развязав узел в носовом платке, высыпал в руку Александра Васильевича пригоршню серебра и меди.
Господин Макаров взглянул на мальчика, едва удерживаясь от смеха, потом на деньги, потом снова на мальчика и сказал ласково:
– Но ведь здесь очень немного денег, дорогой мой!
– Ой! Неужели не хватит? – испуганно воскликнул странный мальчик. – А я целых четыре месяца копил!
Мальчик задумался на минуту, наморщил лоб, почесал затылок, и вдруг глаза его блеснули внезапной мыслью.
– Я придумал, – произнес он, сразу теряя свое обычное спокойствие. – Вы только примите меня и начните исправлять, а уж я сам потороплюсь исправиться как можно скорее. И больше чем на 4 рубля 75 копеек меня не придется исправлять! – заключил он с самым торжествующим видом.
Услышав это неожиданное решение, директор невольно расхохотался. Засмеялся и всегда серьезный учитель-француз. Засмеялись и мальчики. Странный мальчуган пришелся всем по душе.
– Как тебя зовут? – спросил, с трудом преодолев новый приступ смеха, директор.
– Меня зовут по-разному, – отозвался мальчик. – Бабушка зовет меня «несносным шалуном», папа «сорвиголовой», кухарка Дарья «чистым бесенком», дворник «сорванцом»…
– Нет, нет, – снова захохотал Макаров, – я не про то тебя спрашиваю. Как твое имя, мальчуган?