– Если это так, синьор, и вы вернулись не из-за Адрианы, то я советую вам передумать еще раз, поскольку в десять часов вечера отходит поезд на Милан, где вы сможете пересесть на парижский. Она не для вас, синьор…
Он покатился в коляске, а Мерсер покинул кафе, опустив голову, погруженный в мысли. В подъезд вошла женщина, он посторонился, чтобы пропустить ее, и неожиданно услышал голос Адрианы:
– Добрый вечер. Минелли сказал, что вы уехали на шестичасовом поезде.
Мерсер резко поднял голову. Она стояла, освещенная мягким вечерним светом, еще красивее, чем обычно. Под мышкой три книги. Он холодно скользнул по ней взглядом, удивляясь полному отсутствию эмоций. Посмотрел на часы.
– Да, действительно, уже прошло почти два часа, а я все еще здесь.
– Вы не уехали сегодня?
– И завтра тоже.
– Я не поняла…
Мерсер полез во внутренний карман.
– Наверное, не надо пытаться что-либо понять. Разумеется, вы цените меня невысоко, однако запомните: я не из тех, кого можно купить.
– О чем вы говорите?
– К чему притворяться? Это совершенно излишне. – Он протянул конверт с деньгами. – Верните это сами знаете кому и скажите, что со мной подобные номера не проходят.
Мерсер повернулся и вышел на вымощенную булыжником мостовую.
Адриана услышала, как большие часы на площади Святого Марка пробили один раз, а затем их примеру последовали остальные куранты города. Она лежала в постели в темноте. Злость не давала ей заснуть. Никогда еще Джано не выводил ее из себя. Да, она его любила, но ее раздражала самоуверенность этого человека, граничащая с глупостью.
Дверь спальни тихо отворилась. Тишина в комнате была настолько полной, что слышалось его дыхание.
– Не спишь?
– Нет.
– Прости, что сегодня так поздно. Попасть сюда не всегда легко.
Он прошел по комнате, налил воды из графина. Его силуэт обозначился на фоне окна, но вскоре слился с мраком комнаты, когда он сел в кресло.
– Посиди пока там.
– Почему? – удивился Джано.
– Потому что мне так легче будет сказать то, что я хочу.
Он тихо рассмеялся, но остался сидеть.
– Что я такого сделал, дорогая?
– Откуда у тебя деньги?
– Какие деньги?
– Которые по твоему поручению дали англичанину, а он мне их сегодня вернул.
– Неужели?
– Да. Где ты их взял?
– Одолжил у Бориа. Этот Мерсер достал меня, и я решил, что в такой ответственный момент от него лучше избавиться.
– Но он по-прежнему здесь.
– Знаю.
– И что ты собираешься теперь делать?
– Пусть Бориа решает. Это его проблемы.
Адриана села в постели, положив руки на прохладный шелковый пододеяльник.
– Надо было спросить меня. Я бы сказала, что этого человека купить нельзя.
– Иными словами, он святой. Новоявленный Эдуард-мученик. – Джано усмехнулся, понимая, что стоит ему только обнять ее, и злость сразу исчезнет.
– Он не святой. Но у него есть принципы, каких никогда не было у тебя. И не важно, как он относится к тому, чем занимается. Ты полная ему противоположность.
– Ну и что тебе больше нравится, моя голубка?
Адриана помолчала.
– Быть таким, как он, труднее.
Джано встал.
– Не много ли ты о нем думаешь? – В его голосе прозвучала ревность.
– Я слишком много думаю о тебе. Потому что люблю, несмотря на все твои недостатки. Граф спросил, зачем тебе понадобились деньги?
Джано стоял у постели, а она лежала на спине, спрятав руки под одеяло, почему-то не желая, чтобы он к ней прикасался, пока не ответит.
– Зачем ему было спрашивать? Он сам предложил.
– Решил откупиться?
– Да. С этим человеком надо было что-то делать. Сначала он влез в галерею, пытался там что-то разнюхать, потом явился к тебе, вел разговоры о гибели Больдеска и о том, что я жив. Согласись, деньги – самый гуманный способ отделаться от человека.
Адриана молчала.
– Что тебя беспокоит, дорогая?
– Мне кажется, вы с графом скрываете от меня что-то.
– Нет. Он помогает мне выехать из страны. Разве это плохо?
Она собиралась ответить, но его руки охватили ее голые плечи, и вот уже их губы слились в поцелуе. Злости и тревоги как не бывало.
Официант, обычно приносивший Мерсеру завтрак, заболел, и сегодня явился бармен Тио. Мерсер сел в постели, потянулся за сигаретой. Бармен раздвинул на окне шторы.
– Черт возьми, священники взывают к терпению, но на свете есть много такого, что раздражает и портит жизнь.
– Например? – спросил Мерсер, наливая себе кофе.
– Пробка, застрявшая в бутылке. Или женщина, которая говорит: «Не надо, ты помнешь мне платье», или жена хозяина, вымещающая злость на работниках из-за болей в своем огромном животе, или кошка, которая гадит в темных закутках чулана. Да много чего противного, синьор. Вот официант занемог, наверное, нежится сейчас с женой в постели, а мне за него отдуваться. – Он поймал сигарету, которую ему бросил Мерсер.
– Но в жизни есть и светлые стороны.
– Да, синьор. Вот этот голубой конверт с надписью женским почерком. Он может поднять вам настроение или испортить. – Тио бросил конверт на постель. – Принесла девушка полчаса назад. Сказала, что это от ее сестры.
Бармен вышел, весело насвистывая.
Письмо было от Адрианы. Открывая его, Мерсер удивился, как неожиданно в нем пробудилась надежда. Ну разве не глупость?
Я прошу вас о встрече. Мне нужно вам сказать многое, в том числе и то, что вы ошибаетесь. Я считала и считаю вас достойным человеком. Мне нужна ваша помощь. Прошу вас, забудьте обиду и приходите в два часа на Фондаменте-Нуове. Буду вас ждать. Адриана.
Фондаменте-Нуове. Он знал это место в северной части Венеции с длинной пустынной набережной, откуда открывался вид на острова Сан-Микеле, Мурано, Бурано, Торчелло и далекие Альпы. Туристы сюда не забредали. Они обычно останавливались на площади Сан-Заниполо, самой большой площади в Венеции, чтобы посмотреть на конную статую кондотьера Бартоломео Коллеоне, спасшего в свое время Венецианскую республику, и возвращались обратно. Не очень удобное место выбрала Адриана для встречи. Но Мерсер знал, что пойдет, хотя это вряд ли что-то изменит между ними.
Мерсер оделся и отправился к Розе Мелитус. Надо посоветоваться насчет одной фразы, подслушанной в палаццо. Похоже, это единственная зацепка, какая у него есть.