Эти двое — профессор и его пациент — не знали, каким делом занят Центр, и развлекались каждый по-своему. Остальным было не до развлечений. Операция «Апостол» оставалась единственным успехом Центра, и то случайным. Пришельцы-резиденты казались неуловимыми. Исследование кристалликов, взятых у «апостола», ничего не дало. Кристаллическая структура была настолько сложной, что на расшифровку ее понадобились бы годы — да и чем помогла бы расшифровка?.. Кристаллы ровно ничего не излучали и по виду были обыкновенными стекляшками, разве что довольно тяжелыми. Уцепиться было не за что. Время шло. Миновал тридцать пятый день после тугаринских событий.
Вечером к начальнику Центра пришла Анна Егоровна Владимирская. Зернов мрачно просматривал бумаги. У двери стоял небольшой фибровый чемодан — с такими обычно ходят мастера по холодильникам или телевизорам.
— Я на минуту, — решительно сказала Анна Егоровна.
Зернов терпеливо улыбнулся и сказал, что на минуту — пожалуйста. Тогда Анна Егоровна спросила, что с Благоволиным.
Как член комитета девятнадцати, она имела право задавать такие вопросы.
— Он под домашним арестом, — ответил Зернов.
— Знаю, батенька. И понимаю. Дело наше слишком серьезно, чтобы рисковать. Все же напомню, что мы проверили машинку на больном — она работает. И на Благоволине проверили — он чистый.
Зернов вежливо улыбался и кивал. Действительно, вся информация Дмитрия Алексеевича подтвердилась. Длинная нить «посредника» — передача, короткая — прием. Как он и говорил, «посредник» не прозрачен для рентгена. «Посредник» исправен — удалось освободить «апостола» от Десантника, спрятанного в его мозгу. Сам Благоволин неопровержимо оказался обыкновенным человеком. В его мозгу аппарат не обнаружил Десантника. Почему же он под арестом?
— По двум причинам, — сказал Зернов. — Я не имею права закрывать глаза на неполную откровенность своего сотрудника. Это не вопрос самолюбия. В нашем деле такое нельзя терпеть.
— Да в чем же он не откровенен?
— Он буквально по ложечке выдает информацию. И отнюдь этого не скрывает. Он сам напросился на арест.
— Да? По-моему, вы мудрите, — басом сказала Анна Егоровна. — Как вспоминает, так и выдает. Вы подумайте, как он запоминал! Экую муку принял мальчишка!
Зернов с удовольствием посмотрел на нее.
— А по-моему, ему надоело ловить мух кустарно, и он решил найти кардинальный способ.
— Ловли мух? — протянула Анна Егоровна. — Думаете, он этозатеял?
— Уверен. Вы загляните в библиотечный формуляр — какие книги он глотает. Вместе с кофе…
— Так вот оно что-о! А вы умный мужик, — сказала Анна Егоровна.
— Спасибо. И учтите, что Благоволин феноменально самолюбив. Ничего не желает говорить заранее. У вас есть еще вопросы, доктор?
— Нет… — Анна Егоровна подперла круглое лицо обеими руками и посмотрела на Зернова. — Вопросов-то нету. Как бы у вас был ответ… Выкрутимся ли, Михаил Тихонович? Я как увидала «посредник» — с ниточками, — знаете о чем подумала?..
— Знаю, — сказал Зернов. — Очень знаю. Ничего, Анна Егоровна… Будем надеяться на операцию «Тройное звено». Простите, меня ждут.
Он убрал бумаги, захватил чемодан и спустился в гараж. Когда машина выезжала со двора, часовой у ворот взял по-ефрейторски «на караул».
То, чего боялась Анна Егоровна, произошло несколькими днями раньше. Принимая разные облики — то железнодорожника, то офицера-отпускника, то колхозницы, едущей к матери в гости, два Десантника добрались до пограничной зоны. При себе они имели три «посредника». Один исчерпал ресурс и рассыпался тончайшей серой пылью после девяти пересадок. Это их не смущало. Один из двоих Десантников все равно находился в кристалле Мыслящего. Въезд в пограничную зону был запрещен, и принимались меры против Десантников — часовые дежурили тройками, проводники не показывались из вагонов и так далее. Но внутри запретной зоны жили десятки тысяч людей. Они по разным делам выезжали за оцепление. И возвращались. Дежурный Десантник не долго рыскал между кордонами — лазейка отыскалась. И он рванулся к границе.
Он проехал за оцепление, сидя в мозгу председателя колхоза. В поле, не доезжая деревни, приказал шоферу остановиться и подсадил в него второго Десантника — из «посредника». Пожаловался:
— Бисовы стражники, едва пронесло. Как будем уходить за кордон, смекаешь?
— Надо зверя мобилизовать, — твердо сказал второй. — В этом теле не пройдешь. Кому идти в звери, Угол девять?
— Тебе, Треугольник. Бери меня в «посредник». Езжай к Софке-продавщице, передавай меня ей. У нее зверь свой, домашний… Слушай: когда я тебя пересажу в Мурку, дам рукой направление к границе, понял? А где пробираться, ты знаешь. Понесешь третий «посредник». Второй бросим. Действуй…
Шофер нацелил цилиндрик в председательский лоб и дернул нитку. Очнувшемуся изумленному председателю он сказал: «Крепко, крепко спишь, Борис Иваныч!» Угол девятый побыл председателем колхоза минут пятнадцать, не больше… И шустрый вездеход покатил, отблескивая на солнце чисто протертыми стеклами, по пшеничным и кукурузным полям, и прибыл в деревню. До государственной границы здесь было километра два.
Треугольник завез председателя в бригаду, а сам подрулил к сельмагу. Софка-продавщица сидела за прилавком с книжкой. Покупателей не было — все в поле. Шофер спокойно подошел, достал «посредник» и выпустил Угла в продавщицу, подставив руку, чтобы она не расшибла лицо о прилавок.
— Здесь красивая местность, — сказала продавщица. — Побегу домой, Мурку подманивать. Давай-ка «посредник»… Лучше сядь, не то бабахнешься — пол проломишь.
Шофер очнулся, сидя у прилавка на пустых ящиках. Угол девять успела спрятать «посредник» с Треугольником и выпроваживала шофера, приговаривая:
— Вот как расшибешь нам дядю Борю, пьяница ты, пьяница… Уходи домой, выспись!
Шофер, изумленно вертя головой и пожимаясь, завел машину. Он был Десантником полчаса и тоже не заподозрил дурного.
Это произошло в конце дня. А в сумерках продавщица вышла погулять, держа за пазухой толстую полосатую кошку. Рядом с деревней была яма пересохшего пруда. Женщина спустилась с откоса, огляделась, бросила кошке селедочную голову. Мурка заурчала и впилась зубами в гостинец. Продавщица-десантник нацелилась «посредником» и дернула нить передачи.
Зверь буквально взвился в воздух — шерсть поднялась, тощий хвост распушился, как посудный ерш. Потом кошка плюхнулась на теплую землю, зашипела и несколько секунд яростно умывалась. Подняла голову, и Десантники посмотрели друг на друга. Через минуту случайный наблюдатель мог бы видеть странное зрелище.
Женщина сидела на земле. Перед нею стояла кошка, держа в пасти зеленую трубку, слабо светящую в сумерках. Передней лапой кошка прижимала к земле короткую нить, тянущуюся из трубки.