– Да я практически уверен! – оптимистически подтверждал Виктор, но на душе дремало странное беспокойство.
Такое же чувство будило Тамару каждую ночь: она раздевалась перед зеркалом, расплетала косу и рассматривала кожу головы через небольшую лупу: что-то было!
– Что-то есть! – наконец-то позвонила она тетке-докторессе и зарыдала. – Он меня запрет в больнице. Я к нему не пойду-у-у-у…
Тетка задумалась и вдруг неожиданно согласилась поднять самые ценные врачебные связи, тщательно сберегаемые для экстренных случаев и VIP-персон. Тамара к числу последних не принадлежала, в родственной иерархии занимала самую последнюю ступеньку, на которой, возможно, располагались покойная свекровь ее тетки, некоторые соседи и продавщицы окрестных магазинов. «Лед тронулся», и Тамара оказалась перед самой заведующей кожвендиспансером – Ниной Ибрагимовной Шемякиной.
Нина Ибрагимовна Шемякина была любимым клиентом магазина «Пышка» (название подразумевало размерный ряд, начинающийся с пятьдесят шестого размера), верным пациентом доктора Борменталя (по паспорту – Тютькина), авантюриста-диетолога, и главой местного КВД. За глаза сотрудники называли ее Бомба, а в глаза – подобострастно Ниночка Ибрагимовна. Справедливости ради надо отметить, что это была очень красивая, большая и ухоженная Бомба. Бомба-радость. Бомба-счастье. Именно такие чувства испытывал ее супруг, разглядывая под полупрозрачным пеньюаром рельеф рубенсовского тела. Нечто похожее снисходило и на рыночных продавцов, от восторга цокающих языком и закатывающих глаза. От этого Ниночкин муж багровел и соглашался на любую предложенную цену в страхе, что супруга начнет торговаться и в результате злосчастный торгаш запишется к ней на прием.
Вместо торгаша на прием явилась Тамара:
– Я от…
– Я поняла от кого вы, милочка. – Нина Ибрагимовна величественно улыбнулась и через секунду брезгливо зашмыгала носом. – Это что?
– Где? – не поняла потерпевшая.
– Пахнет… Нет, простите, воняэт, – нараспев произнесла Шемякина. – Серная мазь… – пояснила она уже с извинительной интонацией. – Не переношу. Как в казарме.
Тамара покраснела.
– Соскоб делали?
– Нет, – пискнула пациентка. – Дерматолог сказал: и так все видно.
– Видно солнце на небе и бриллианты в ушах, а соскоб положено сделать. – Нина Ибрагимовна протянула ошеломленной клиентке направление. – Идите вниз, в лабораторию. Я сейчас позвоню. Дождетесь результата – и ко мне.
Тамара почтительно притворила за собой дверь, из-за которой до нее долетел голос мадам Шемякиной:
– Раечка, – пропела та в трубку, – милочка, там от меня девочка придет… Не пугайся – вся в пятнышках. Микроспорию посмотри, дорогуша. Сомнения у меня – уж очень много.
Тамара, давно переставшая индентифицировать себя с «девочкой», заметно повеселела и приосанилась. В лабораторию она уже входила уверенно, держа голову гордо и взгляд имея почти надменный:
– Я от Нины Ибрагимовны, – произнесла она первую половину волшебного пароля.
Ответ последовал незамедлительно:
– Одну минуточку…
К Тамаре прыгнула девочка-кузнечик, голова которой была увита мелкими кудряшками. От прыжков кудряшки подскакивали, и их Раечка совершенно безрезультатно заправляла за микроскопические ушки, украшенные массивными золотыми серьгами с татарским полумесяцем.
– Очень страшно? – почти весело выдавила из себя Тамара.
– Сейчас посмотрим, – радостно пообещала лаборантка. – Показывайте. Где?
Оказалось, что везде и обильно. Раечка старательно скребла скальпелем на стеклышко, потом еще на одно стеклышко, еще и еще, ничем не выдавая своего изумления, – такое распространение микроспории она видела впервые.
– Ну вот и все, – удовлетворенно застрекотал кузнечик, выкладывая на столик последнее стеклышко. – Минуточек двадцать придется обождать. Посидите пока в коридорчике.
– Скажите, Раечка, а это лечится?
– Конечно, лечится, – пообещала та, жизнерадостно встряхнув своими кудряшками, и упрыгала в недра лаборатории.
Дождавшись результатов, Тамара поднялась в кабинет к Шемякиной, старательно вглядываясь по дороге в значки, испещрившие желтоватые бумажки: Микроспория – «+», Микроспория – «—», снова – «+», потом снова – «—». Женщина запуталась окончательно и выложила веером результаты исследований. Нина Ибрагимовна брезгливо притянула их к себе унизанной кольцами ручкой, поизучала и оптимистично изрекла:
– Я так и думала. Микроспория частично. Остальное – розовый лишай. Так много не бывает.
– И что делать? – робко спросила Тамара.
– Бриться! – скомандовала Шемякина.
– В смысле? – уточнила пациентка.
– В смысле – голову. Обрить.
– Налысо?! – задохнулась Тамара, но через секунду справилась с нахлынувшим отчаянием и взмолилась: – Может, можно этого как-нибудь избежать?
– Нельзя! – отказала Нина Ибрагимовна.
Тамара, изнутри съедаемая нервным жаром, побледнела, закусила губу и выпялилась на Шемякину, как кролик на удава.
Удав держал паузу, методично закладывая в перламутровый рот какие-то напоминающие червяков серые сухари.
– Отрубя! – пожаловалась Шемякина оглушенной клиентке. – Жрать хочу, а нельзя. Никак не могу похудеть, – сообщила Нина Ибрагимовна и с тоской посмотрела на стройную пациентку. – Как похудеть? – задала Шемякина вопрос в огромное пространство кабинета. Не услышав ответа, догадалась: – Не жрать! Не жрать! Не жрать! Или, – пришла на помощь самой себе, – жрать отрубя.
– Я не могу налысо, – пела о своем Тамара. – Мне через месяц выходить на работу. Я – преподаватель. У меня лекционный курс. Сто человек в аудитории. Как вы себе это представляете?
– Милочка, зачем мне это представлять? Передо мной красивая молодая женщина. Модная. Стройная, – с завистью констатировала Шемякина. – Студенты сочтут вас оригиналкой. Ну… типа Шинейд О`Коннор. Или та девочка, помните? Лысая… Из полиции нравов. Фрида, по-моему… А Кристина Орбакайте в «Чучеле»? – подыскивала Нина Ибрагимовна примеры для подражания.
Теперь пришла Тамарина очередь вытаращить глаза. «Говорящая грудь» внушала чувство глубокого уважения. «Если она сейчас перечислит мне новинки книжного рынка, я ее расцелую!» – подумала кандидатка в почетный список обритых наголо дам.
– В общем, не беда, милочка, – успокаивала Шемякина изумленную клиентку. – Справимся мы с вашей микроспорией. А серную мазь, – она брезгливо поморщилась, – вон! Поди, ведь в холодильнике храните?
Тамара утвердительно кивнула.
– Ужас какой! И как это потом, я извиняюсь, жрать?
В ответе Нина Ибрагимовна не нуждалась и, расписывая лечение, продолжала разговор с самой собой:
– Тоже, что ли, в холодильник это химическое оружие засунуть? Может, аппетит пропадет?