Мисс Баннерман рассмеялась.

– Это бесполезно, Флавия, – сказала она. – Просто бесполезно. Ты выглядишь как труп, в чей склеп вторглись грабители могил. Прости, но это так.

На моем лице против моей воли появилась ледяная улыбка.

– Твой успех здесь в значительной мере будет зависеть от твоего умения контролировать свои реакции: то, что эксперты сейчас начали называть «языком тела».

Прискорбно, но отвисшая челюсть, кажется, выдала меня.

– Видишь? Тебе надо тренировать невозмутимое выражение лица. Может случиться, что когда-нибудь от этого будет зависеть твоя жизнь.

– Если кто-то попросит меня выйти за него замуж, например?

Не знаю, откуда взялись эти слова. Временами боги (или демоны) развлекаются, говоря нашими ртами, и это явно был именно такой случай.

Я отродясь не думала ни о своей свадьбе, ни о свадьбе кого-то из моих знакомых, ну надо же.

– Именно, – ответила мисс Баннерман. – Рада, что ты понимаешь.

Она одарила меня улыбкой, которую я не смогла расшифровать: она сузила глаза и приподняла только уголки губ. Что бы это значило?

Я смотрела на нее в ожидании следующих сигналов, но они не воспоследовали.

И тут осознание ударило меня словно молотком: одобрение. Она дала понять, что одобряет меня, и поскольку это был первый раз в моей жизни, неудивительно, что я не сразу его узнала.

Как пламя медленно охватывает сухое полено в очаге, так в мое существо начало прокрадываться что-то теплое.

Так вот как оно ощущается, одобрение! Легко можно стать от него зависимым.

Мысль об очаге напомнила мне о камине в «Эдит Клейвелл» и свертке, который оттуда вывалился. И конечно же о пропавшей Клариссе Брейзеноуз.

Именно поэтому я здесь, не так ли?

Я сделала глубокий вдох и бросилась в неизведанные воды.

– Брейзеноуз-старшая, – произнесла я и подождала ответа. В разговоре между взрослыми людьми нет необходимости формулировать длинные вопросы, как в детстве. На самом деле это вовсе не вопрос, верно? Скорее упоминание о пропавшем человеке.

– И что она? – спросила мисс Баннерман.

– Она получила медаль или медальон святого Михаила, или как он там называется, и исчезла.

– Неужели?

Выражение лица мисс Баннерман ни капли не изменилось.

Явно с одобрением она ждала, пока я продолжу. Я постепенно узнавала шаги этого танца, медленно переставляя одну ногу за другой.

Разумеется, я знаю, что мне запрещено задавать личные вопросы о других девочках, но относится ли то же самое ограничение к преподавателям? Единственный способ выяснить – спросить, но так, чтобы это не выглядело вопросом.

Это все так чертовски сложно.

И все же восхитительно.

Даффи до смерти утомила меня одним дождливым субботним днем, читая вслух «Диалоги» Платона, в которых стайка изнеженных мужчин – по крайней мере, они произвели на меня такое впечатление – таскалась по залитому солнцем двору следом за своим учителем и задавала правильные вопросы, позволявшие ему забивать свои логические гвозди с максимальной эффективностью.

Они вели себя как партнеры, подающие реплики великому комедианту, и фон для того, чтобы он лучше выглядел.

«Что за бред собачий», – подумала я тогда и высказала свое мнение Даффи.

Но что, если мир устроен именно так?

Я была убита наповал – практически буквально. Мне пришлось опереться о край стола, чтобы сохранить равновесие.

– Да, – повторила я, пытаясь освоить навыки ходьбы по качающейся палубе. – Так и есть. Она получила святого Михаила и исчезла. – Я сделала глубокий вдох и продолжила: – Но она была тут прошлым вечером. Она до сих пор тут.

– Неужели? – сказала мисс Баннерман, лукаво выгибая бровь.

– Да, – подтвердила я. – Ее видели рядом с прачечной.

– Правда? Как ты узнала?

Я наслаждалась каждой секундой: схваткой умов, в которой вопросы становятся ответами и, наоборот, кривым зеркалом, в котором ничто не пропадает.

Или все пропадает.

Льюис Кэрролл со своей «Алисой в Зазеркалье» был совершенно прав. Реальность не имеет никакого смысла.

– Потому что она никогда не исчезала. – Я совершила решительный шаг. – Никогда не умирала. И то же самое с Уэнтворт и ле Маршан, – добавила я.

– Гммм, – протянула мисс Баннерман.

Идеальный ответ.

Она провела указательным пальцем над ухом, поправляя пытавшуюся выбиться прядь.

– Ну что ж, – сказала она, поворачиваясь к водородному спектрофотометру, за которым работала, когда я вошла в комнату. – Давай-ка выясним, почему ножки этой сатурнии луны содержат следы мышьяка. Любопытная загадка.

И я не могла с ней не согласиться.

Глава 20

Я до сих пор ни словом не упомянула церковь и часовню, надеясь, что меня минует чаша сия. Женская академия мисс Бодикот, находясь на короткой ноге с Церковью Англии, или англиканской церковью, как ее называют тут, в колониях (или епископальной к югу от границы, в Соединенных Штатах Америки), исполняла все полагающиеся ритуалы: ежеутреннее богослужение, проводившееся в том месте, где в монастыре располагалась часовня, торжественная линейка по воскресеньям и поход в ближайший собор для получения полной дозы Священного Писания и унылых предостережений.

Я сказала «торжественная линейка»? Мне следовало бы выразиться точнее: торжественная потасовка. Легче надрессировать свору охотничьих гончих петь ораторию Баха, чем заставить стайку девочек шествовать правильной колонной по широкой улице пред очами всей честной публики, и чтобы при этом никто не выкинул какое-нибудь коленце.

Обычный порядок был таков: во главе построения – мисс Фолторн и преподаватели, следом идут девочки, располагаясь по классам – от первого до шестого, и Джумбо в качестве старосты замыкает колонну.

Вокруг Джумбо обычно собирались преступницы, пользовавшиеся возможностью вволю покурить на свежем воздухе: Фабиан, ван Арк и парочка нарушительниц помоложе, учившихся затягиваться.

Поэтому в конце колонны постоянно и обильно кашляли, отхаркивались и сплевывали.

Время от времени мы встречали прогуливающихся людей или догоняли взрослых прихожан, двигавшихся в том же направлении и порой смотревших в ужасе на то, что должно было напоминать прогулку пациентов Торонтского бесплатного госпиталя для туберкулезных больных.

– Это просто еда! – задыхалась ван Арк, стуча себя по груди, когда мы шли мимо. – Просто язык и бобы. – Что не объясняло сигаретный дым, поднимавшийся из уголков ее рта.

Хотя я вышла вместе с четвертым классом, мне постепенно удалось перебраться в конец колонны благодаря простому приемчику: я два раза останавливалась якобы завязать шнурки. Я присоединилась к колонне как раз в тот момент, когда подошла Скарлетт.