– Здорово! – уже что-то жуя порадовалась и поблагодарила Надя с неожиданным добрым энтузиазмом. – Спасибо тебе, не представляешь, как я оголодала! Даже думала домой поехать, чтобы поесть нормально.
– Хорошо, что не поехала, – улыбнулся он ей своей фирменной кривоватой улыбочкой и спросил: – Вина?
– Совсем чуть-чуть, – кивнула она, продолжая сооружать себе небольшие бутербродики, и вдруг заметила: – Кстати, сыры нашей фирмы, попробуй, есть совершенно уникальные. Вот этот, например, – она указала на один из сыров в тарелке, – козий с базиликом.
– Обязательно, я тоже голоден, – признался Казарин.
Некоторое время они ели, обменивались короткими репликами, позабыв про вино. Но довольно скоро этот не то поздний ужин, не то слишком ранний завтрак перешел в стадию первого насыщения, и разговор стал постепенно скатываться от общих тем и обмена впечатлениями о вкусе блюд на личностные интересы. Надюшка, посмотрев на Даниила внимательно, вдруг спросила:
– Ты сказал, что до четырнадцати лет был акробатом, а почему не стал продолжать это занятие?
Выражение лица Казарина резко изменилось – из расслабленного и приветливого, вдруг став напряженным и каким-то отстраненным, замкнутым, и Надя спохватилась:
– Извини, я, наверное, спросила о чем-то неприятном и очень личном.
– Ничего, – выдохнул Даниил и заметно расслабился, даже чуть улыбнулся, – это я по привычке многолетней напрягся. Говорят, надо работать над собой и уметь отпускать прошлое. Отпускать получается, но все равно каждый раз болезненно реагирую. Закрепилось, наверное, как рефлекс.
– Расскажешь? – осторожно спросила она и предположила: – Вдруг поможет отпустить рефлекс-то, я слышала, утверждают, что чем чаще проговариваешь проблему, тем быстрее она перестает быть таковой.
– Да нет никакой проблемы, Надюш, – снова улыбнулся он. – Просто застарелые детские, еще не изжитые до конца обиды.
С пяти лет Даниил участвовал в номере родителей. Он в избытке одарен был Богом, как все Архаровы, а теперь и первый Казарин в клане акробатов. И этот избыток проявился не только в акробатике, а и в иных занятиях. С восьми лет мальчонка начал увлекаться всякими механизмами и устройствами. А этого добра в цирковом хозяйстве хватает с лихвой и хвостиком.
В любое свободное время, понятное дело, которого у циркового ребенка-школьника практически не было, Даня проводил в мастерских или крутился рядом с инженерами и рабочими, обслуживающими механизмы, и доводил всех бесконечными вопросами, как что устроено. А вскоре и сам принялся что-то починять, мастерить – пусть и самое примитивное.
Жил-работал у них в цирке такой дядя Влад – Владилен Григорьевич Пролесов – известнейший в прошлом воздушный гимнаст, инвалид-колясочник в грустном настоящем. Клео взяла его в штат, хотя все и поражались – зачем? За кулисами в цирке вечная суматоха, хоть и организованная, привычная, но все бесконечно торопятся, бегают; реквизит-декорации меняются, рабочие суетятся, артисты нервничают, а тут колясочник! Но Клео сказала, как отрезала:
– Пролесов специалист высшего класса, каких поискать, и наставник талантливый, он и в репетициях поможет, и в делах рутинных подскажет. Человек большой одаренности и гордый: он подачек не возьмет, а заработает с удовольствием. А вам всем постоянное напоминание перед глазами будет: техника безопасности и расчет, расчет и тренировки, иначе так же станете на коляске кренделя выписывать!
На удивление, уже через пару месяцев коллектив недоумевал, как вообще раньше обходился без дяди Влада, – он поспевал везде, глаз имел острый и все замечал, как и предрекала Клео. Даня частенько с ним беседовал «за жизнь». Вот пожаловался дядя Влад мальцу как-то, что коляска медленно ездит, не поспевает он быстрее да шустрее, когда требуется, а спешит он всегда.
Десятилетний Даня присмотрелся к агрегату, что-то там себе покумекал, с кем-то из рабочих договорился, и привезли в цирк по его заказу еще одну коляску – временную, взятую напрокат, куда и пересадили дядю Влада. А пацан снял моторчик с новехонького, еще пахнущего смазкой, подаренного Клео мопеда, переделал его как-то, пристроил к коляске, переставил колеса, установив их более эргономично, приладил какие-то передачи, ручки управления, тормоза-крепления, и получилась единственная в мире коляска на бензиновом двигателе. И рассекал на ней дядя Влад с таким удовольствием, что только пыль столбом стояла, пугая закулисный народ бодрым, жизнерадостным криком:
– Поберегись!
И теперь он уж точно поспевал везде, да еще раньше всех.
Ну, все подивились, похлопали пацана по плечам и стали дальше жить-работать. А Даня настолько вдохновился этим своим изобретением, что теперь постоянно, если не учился в школе, не делал уроки и не тренировался-выступал, проводил время в цехе, помогая механикам.
К четырнадцати годам мог смонтировать любой простой механизм, в двигателях разбирался, как в азбуке. Ну и артистом стал знатным.
Однажды они с механиками разбирали какой-то мотор, и подвесить его на стропила должен был Даня. Он прилаживал лебедки, когда к нему заявилась лебедью завлекающей Зиночка, воздушная гимнасточка семнадцати годов, которую Даниил старательно окучивал на предмет переспать уже пару недель и только вчера достиг желанной цели.
Вместо того чтобы закончить дело, Даня потащил Зиночку в укромное место и мял ее круглые грудки с острыми сосочками, и брал с подростковой неистовостью на толстой попоне в пустом стойле цирковой звезды кобылы Антеи, которую вывел выезжать конюх. А через полчаса за Даниилом в мастерские пришел Кирилл позвать на тренировку, и в этот момент незакрепленный мотор сорвался с цепей и рухнул, ударив Кирилла по ноге со всей дури. Гимнаст успел отреагировать на опасность и отскочил, так что ногу не сломало, но сильный ушиб парень схлопотал и работать пару недель по заверению врача не мог.
А Кирилл стоял пассировщиком Даниила во время репетиций, то есть тем человеком, который держит перекинутый через блок свободный конец лонжи, страхующей артиста. Пришлось на его место срочно ставить другого человека, не знавшего хода и плана всего номера.
В цирковой акробатике рисковые герои все. Но наибольший – тот, кто стоит снизу в пирамиде – то есть когда на плечи одного акробата становится другой, к нему на плечи третий, может, быть и четвертый – пятый это уже совсем…
А герой, потому что стоять обязан при любом раскладе – хоть у тебя ноги ломаются, хоть сердечный приступ, хоть смерть пришла, – пока все не спрыгнут, стой. Есть определенные команды для такой работы, и каждый акробат обязан подавать их в рабочем режиме. Родители несколько месяцев назад взяли в номер нового парня, прямо после училища, и пока еще все притирались друг к другу. Но между Даниилом и парнем сразу возникла какая-то непонятная неприязнь или скорее непонимание, разногласия в интересах, может, ревность – не суть.
Они отрабатывали тройную пирамиду. Отец Даниила был нижним, на него вставал новый парень, а сверху Даня. И в момент, когда Даня сделал стойку на одной руке у парня на голове и вытянулся во весь рост, пацан без предупреждения сильно мотнул головой, смещая центр тяжести свой и напарника и сбрасывая верхнего акробата с себя…