— Какие-то фанатики, — сказал Харольд.
— Откуда ты знаешь?
— А кем они еще могут быть? Посмотри на них!
Он указал пальцем на экран телевизора.
— Вон у того живот гиппопотама. Это старики, которые пытаются убежать от смерти. Ты тоже могла быть там, цитируя им строки из Писания.
— Похоже, ситуация подходит к развязке, — сказал телеведущий.
— Джейкоб! — крикнула Люсиль.
Она не хотела пугать мальчика. Но ее внезапно охватил необъяснимый страх. В ответ донесся тихий и мягкий голос ребенка.
— Я тут.
— Ты в порядке, сладенький?
— Да, мам. У меня все нормально.
Послышался легкий стук упавших игрушек. Затем прозвучал смех Джейкоба.
Эти парни из Монтаны называли себя «защитниками истинных живых». Прежде они настаивали на свержении правительства Соединенных Штатов и подталкивали страну к серии столкновений, которые расщепляли ядро плавильного котла Америки. Но теперь, как сказал представитель «защитников», перед ними возникла новая угроза. «Многие из нас не побоятся того, что нам необходимо сделать».
Закончив интервью с «защитником» из Монтаны, программа новостей вернулась в студию. Седовласый мужчина посмотрел в видеокамеру и перевел взгляд на лист бумаги, лежавший на столе. Внизу экрана побежала строка: Являются ли «вернувшиеся» угрозой для граждан Америки?
Очевидно, диктор нашел слова, которые от него ожидали:
— Мы все должны задать себе этот вопрос. Особенно после событий в Рочестере.
— Я знаю только одну вещь, которую Америка всегда распространяет по миру, — сказал Харольд. — Это тупые засранцы с оружием.
Вопреки себе Люсиль засмеялась. Она быстро замолчала, потому что телеведущий собирался произнести какое-то важное сообщение, и оно явно не имело отношения к терпению. Глаза диктора наполнились беспокойством, как будто его телесуфлер сгорел от высокого напряжения.
— Сейчас мы будем транслировать речь президента Соединенных Штатов, — внезапно выпалил он.
— Ага! — сказал Харольд. — Нагадили в штаны!
— Тихо! Ты просто пессимист.
— Я реалист.
— Ты мизантроп.
— А ты баптистка!
— А ты лысый!
Они продолжали препираться в той же манере, пока президент не произнес слова: «…они должны быть запертыми в своих домах впредь до дальнейшего уведомления». Спор Харгрейвов закончился.
— О чем он говорит? — спросила Люсиль.
Затем внизу экрана побежала строка: в современном мире так отображалась дополнительная информация. «Президент Соединенных Штатов приказал держать «вернувшихся» под домашним арестом».
— Великий Господи! — побледнев, прошептала Люсиль.
Чуть в отдалении, на шоссе, ревели грузовики. Люсиль и Харольд видели только их контуры, но от этого они не становились фантомами. Вместе с ними город наводняли перемены и новые черты — неизбежные следствия и мрачное постоянство. Машины ревели, словно гром, сотрясая основы Аркадии.
Гоу Юн Пей
Солдаты вывели его из фургона и отконвоировали к высокому серому зданию с квадратными окнами. Оно внушало страх и уважение. Юн Пей спросил, куда они привезли его. Солдаты промолчали, поэтому он перестал задавать им вопросы.
Его провели по нескольким коридорам и оставили в небольшом помещении, в центре которого стояла больничная кровать. Устав сидеть во время долгой поездки, он начал ходить вокруг комнаты. Затем вошли два доктора. Они попросили Юн Пея сесть за стол, после чего подвергли его целой серии медицинских проверок. Они ощупывали и тыкали его тело, измеряли кровяное давление и рассматривали зрачок глаза — причем только один. Пока первый доктор проверял его рефлексы, второй брал кровь на анализы. Все это время он спрашивал их: «Где я? Кто вы? Зачем вам нужна моя кровь? Куда вы увезли мою жену?» Но они отказывались отвечать на его вопросы.
Через несколько часов они закончили свои тесты. Он умолял их прояснить ситуацию, однако они по-прежнему молчали и даже не подавали вида, что понимали его слова. Голый, замерзший и уставший, он чувствовал себя обиженным. С ним обращались как с вещью.
— Вот и все, — сказал один из докторов.
Они ушли.
Юн Пей стоял, прижавшись спиной к холодной стене — обнаженный, дрожавший и напуганный. Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Он так и не узнал, куда его привезли. Его жизнью распоряжались незнакомые люди.
— Что же мне делать? — спросил он у пустой комнаты.
Ответом было только молчание, ничем не отличавшееся от безмолвия могилы.
Харольд и Люсиль сидели на веранде. Солнце, раскаляя воздух, стояло в зените, но ветер, временами приходивший с запада, делал жару более сносной. Во всяком случае, старики считали, что окружающий мир вел себя с ними тактично.
Харольд пыхтел сигаретой, стараясь не стряхивать пепел на новые штаны и голубую рубашку, которую купила ему жена. Их обычные споры и шутки сменились беспокойным молчанием. И только Люсиль иногда сердито хмурилась и бросала тяжелые взгляды на штаны супруга.
Эта напряженность овладела ими с того момента, как «вернувшимся» приказали сидеть по домам. Примерно в то же время исчезло семейство Уилсонов. Пастор говорил, что ему ничего не известно о них, но у Харольда имелось особое мнение. Последние несколько недель Фред Грин не давал им покоя. Он извел всех жителей Аркадии своим нытьем по поводу Уилсонов. Его возмущало, что «вернувшимся» позволили жить в церкви.
Харольд часто вспоминал, каким Фред был раньше. Однажды семейство Грин пришло к ним на воскресный ужин, и Люсиль попросила жену Фреда исполнить одну из ее чудесных песен. Мэри стояла посреди гостиной и пела высоким красивым голосом, а Фред сидел и смотрел на нее, словно ребенок, который наткнулся в ночном лесу на сверкающий огнями карнавал.
Она умерла от рака груди. Болезнь Мэри развилась в том юном возрасте, когда никто не думает о проверках на наличие подобных вещей. Здесь не было чьей-то вины, но Фред воспринял это как личное оскорбление. С тех пор он перестал быть тем человеком, который в трагический день 66-го года пробирался вместе с Харольдом через густые кусты, выискивая пропавшего мальчика.
Порывы ветра приносили с собой рев грузовиков и грохот тяжелых механизмов. На территории школы, в самом сердце Аркадии, возводился лагерь временного содержания. Для семейной пары это был такой же несомненный факт, как обещание жениха.
— Что, по-твоему, они строят? — спросила Люсиль, латая одеяло, которое зимой порвалось в нескольких местах.
Теперь пришла пора чинить и обновлять изношенные вещи.