— Уходи! — уже заорал он, помогая Петрову спуститься по ступенькам. Всего два пролета, а ощущение, что с горы скатился. Хорошо еще, что Леночка научила его не быть мстительным, но встреча с Кириллом теперь вряд ли забудется быстро. Ныла скула, болела поясница, перед глазами стояли молоденькие девочки с фотографий, а в кармане брюк шелестело письмецо, которое он сумел изъять у плачущей Даши.
Это было такое же письмо, как те два, что он видел в кабинете у Жанны. Нужно идти с этим к прокурору. Прокурор поверит. Не может не поверить. Все идет к тому, что Леночка снова окажется правой. Это убийство, это покушение и это — серия. Игорь Николаевич, патологоанатом, тоже подбросил дровишек. В крови гражданки Афины Наливайко был обнаружен трихлорэтилен — бесцветная, прозрачная летучая жидкость. Обезболивающее.
— Лучше анальгина? — изумился Петров, который болел редко.
— Боюсь, что его вообще не применяют, — смущенно сообщил Игорь Николаевич.
— То есть — яд? — обрадовался Кузьма.
— То есть — обезболивающее. Не больший яд, чем воздух или мясо, — философски заметил Игорь Николаевич. — Но вообще, вообще трихлорэтилен образуется как побочный продукт в процессе метаболизма хлоралгидрата.
— И что из них яд? — попытался снова вникнуть Кузьма. И вдруг его осенило.
А что, если Наливайко сознательно применила яд, то сеть обезболивающее, которое уже не применяется, но действует как-то особенно. Например, как наркотик? И под воздействием этого наркотика она и совершила непоправимое? Стала птицей? Стала бабочкой?
— Где его можно купить? Достать? — оживился Кузьма.
— Да им не пользуются вообще-то. Говорю же, побочный продукт… — раздраженно заметил Игорь Николаевич. — Или ты, уважаемый, считаешь, что наша жертва выпила лекарства, чтобы голова не так болела при соприкосновении с асфальтом? Тьфу ты. — Он еще больше разнервничался и сказал: — Глядя на таких, как ты, я всегда голосую за коммунистов.
— Я, между прочим, не самый худший вариант, — обиделся Петров.
— Ну и чего ты надулся? — вдруг разом подобрел Игорь Николаевич. — Ты и правда не самый худший вариант. У вас в школе кабинет химии был?
Кузьма недоуменно уставился на врача:
— Был. Колбы всякие, препараты, кислоты. — Кузьма Григорьевич добросовестно пытался вспомнить, что еще относится к химии.
— И у нас был. А у хлоралгидрата иногда истекает срок хранения. Так вот мы мальчишками его прятали, а потом мгновенный сон с галлюцинациями ловили. Идиоты. А в принципе его можно и в чашку налить. И в графин. Директор наш спал, помню, как убитый, — раздумчиво сообщил Игорь Николаевич.
К случаям неожиданного покаяния Петров-Водкин был привычным. Он — человек в форме. Он всегда приветствовал такие крайние проявления работы совести, как явку с повинной. В те времена за сон директора мальчишки в лучшем случае получили бы «хулиганку». В худшем их ждало наказание по статье политической и страшной. Сегодня, за давностью лет, и после настоящего раскаяния… Нет, Петров определенно не видел повода для ареста Игоря Николаевича.
— Спасибо за откровенность, — пробормотал Кузьма Григорьевич, все еще объятый жаждой найти «трихлорэтилен» и выявить отравителя.
— Жаль, молодой человек. Жаль, — покачал головой Игорь Николаевич. — Вы совсем не умеете слушать старших. Ваша покойница, скорее всего, приняла хлоралгидрат и в момент падения просто спала…
— Как спала? — Петров-Водкин даже немного покачнулся, но устоял на ногах. — Значит, она ходила во сне? — спросил самого себя Петров.
— Вот уж не знаю, — огрызнулся Игорь Николаевич.
— Она ходила во сне, — пробормотал Петров. — Или она была лунатиком. Или ее выбросили мертвой. Надо сказать Леночке. Надо ее порадовать. Игорь Николаевич, спасибо огромное…
Очень задумчивый, Кузьма Григорьевич ретировался. Картина преступления была еще смутной, неясной, как осенняя погода. Когда с утра солнечно, днем дождь проливной, а к вечеру вдруг выдует все это дело ветер, и останется только чуть влажная земля в соседстве с сухим потрескавшимся асфальтом. Но это было убийство. Расследовать которое сначала не разрешила, а потом позволила Амитова. Необходимо выяснить, испугана она или играет свою игру. Круг подозреваемых был у Петрова-Водкина даже слишком широким. Такие наступили времена. Сегодня могли убить не только из-за кафе или недополученной прибыли, но и из-за неудачного цвета колготок.
Тот, кто писал девочкам странные письма, знал наверняка о том, что когда-то давно они были связаны дружбой, потом — смертью, а потом — враждой, которую нельзя было ни уладить, ни прекратить.
Тот, кого он вчера застал у дверцы сейфа и потом утром застукал во дворе, был связан с ними со всеми. В разные промежутки времени… Со всеми, кроме Амитовой. А может, и она дождется своего часа. А за всеми за ними, за их спинами постоянно маячила чья-то фигура. И это была фигура Глебова. Отца Лялечки-привидения…
С Глебовым встречаться Кузьме не хотелось. Это был как раз тот случай, когда одного раза вполне достаточно. Кузьма Григорьевич зажмурился и попытался стряхнуть с себя наваждение.
— Молодой человек, все, что произошло в деревне Холодки, касается только меня. Я буду миловать и карать. Я, и только я, — сказал он, когда Петров разработал план оперативно-следственных мероприятий и принес его на утверждение участковому. — Чтобы я больше никогда не видел ни вас, ни вашей дилетантской физиономии. — Голос Глебова был сухим и бесцветным. Позже, много позже, в ходе своей небогатой юридической практики, Петров не раз слышал такие голоса. Когда из человека вынимают душу, а оставляют только голосовые связки… получается такой звук, похожий на скрежет и шепот.
— Но ее убили. Она не могла повеситься или задушиться посреди дороги! — закричал тогда Кузя. — Этого нельзя так оставлять!
— А кто вам сказал, что я собираюсь это «так оставить»? — Глебов подошел к Кузе совсем-совсем близко и улыбнулся, заглядывая в самый омут его души. — Нет, вы мне не нужны. Вы не знали, а стало быть, не любили мою дочь. Нет, вы нам не нужны. И вот еще… Вам стоит сменить профессию. Такие азартные игроки в справедливость обычно делают глупости. Непоправимые. И уберите ваши бумаги.
— Но вокруг нее много подозрительных личностей. Например, муж убитой. Наследство…
— Их наследство — это я. — Лицо Глебова было спокойно, но Кузе оно показалось страшным. — Откуда мы можем его выгнать? — спросил Виктор Федорович у участкового. Тот, уже изрядно принявший на грудь, промямлил что-то о партии и месткоме. — Еще вопросы? Возражения? Можете быть свободны… — проскрипел Глебов почти доброжелательно…
Тогда Петров-Водкин еще верил в высшую государственную справедливость, но спорить с Глебовым почему-то не решился. В характеристике с места прохождения его практики случай с Ларисой Глебовой-Матвеевой даже не упоминался…
А были еще те, которые оставались в тени. Громкоголосая шальная Дарья и тихая вежливая Жанна. Почему, получив странные письма, ни та ни другая не обратились в милицию? Ну, по поводу Дарьи ясно — здесь Петров сам предотвратил, но Жанна? А не сама ли она их писала? Пусть даже из добрых намерений, чтобы активизировать следствие. Такой прием Петровым-Водкиным был изучен. По детективу Агаты Кристи, который месяца два мусолила Леночка. Значит, Жанна?..