— Хорошо, — отозвался патологоанатом и прислушался: где-то в глубине квартиры раздавались подозрительные шумы. Кто-то там возился и попискивал. «Мыши», — ужаснулся Игорь Николаевич, но тут же взял себя в руки. — Держи, Кузя. Включай и суши.
Петров попытался подставить голову под струи теплого воздуха, но неудачно. Шнур подтянулся из последних сил и вырвал с мясом розетку. Теперь штепсель и пластиковый корпус валялись на полу в ванной.
— Ты смотри, они не расстаются. И голову так сушить нельзя. Только ноги. А зачем в ванне сушить ноги?
— А может, поерзать? Сесть где-то в середине, — осторожно предложил Игорь Николаевич. — Мы ведь знаем, как пострадавшая располагалась относительно стока, но не знаем, сидела она или лежала. Поерзай, а я пока вставлю все на место. Попробуем еще раз…
Кузьма поджал колени и оказался в центре ванны. Вода уже почти остыла. А потому зубы выдавали ритмичную дробь.
— Я готов. Давайте.
— Держи. — Игорь Николаевич снова протянул Кузьме уже включенный фен, но шнура снова оказалось мало для того, чтобы подставить для сушки голову. И тут Петрова осенила почти гениальная мысль.
— Игорь Николаевич, а откуда она, Даша, его вообще взяла? С пола? Из-под ванны? Ведь вы мне его подаете… И то коротко. Цепляет только край. А как она его брала? Вылезала из воды, перегибалась, шарила рукой и доставала? Но следов воды на полу не было… У меня там, в портфеле, протоколы осмотра места происшествия и опросов свидетелей. Сухо там было. Точно. Не верите?
Игорь Николаевич замер. Потом осмыслил сказанное и, ретиво перепрыгнув высокий порожек ванной комнаты, схватил Кузьму Григорьевича за руку:
— Получилось! Это успех! Это настоящий успех! — Он тряс Кузину ладонь и радовался как младенец. Петров смущенно улыбался и думал о том, что неплохо бы включить Игоря Николаевича в список постоянных участников следственных экспериментов.
— Ну, будет вам, будет, — бормотал Петров, он совсем застеснялся. — Так как же это сделала Даша? — задумался Кузьма. — Даша, Даша… — шептал он.
— Ах, Даша? — раздался откуда-то сверху знакомый голос. — Ах, вот это чмо в пиджаке и трусах называется Дашей? Поерзать? Вставить? Они теперь не могут расстаться? И это все — в моем доме… А я-то, дура, думала… Думала, что Даша… Вон отсюда, гомики!
— Моя жена, Лена, — внешне невозмутимо отреагировал Кузьма. — Это мой коллега, Игорь Николаевич. Знакомьтесь…
— Ну уж нет. Обойдемся без Даши, — фыркнула Лена и вдруг отчаянно заплакала.
По мнению вконец продрогшего Петрова, наступал момент истины. Он устало закрыл глаза и приготовился услышать страшное признание. Холодная вода, к которой он даже привык, теперь покрывала только щиколотки. Зато от Игоря Николаевича, стоявшего рядом, шел жар, как от печки. Предательница Леночка всхлипывала все тише. Но молчала.
— Вы нас неправильно поняли, — сокрушенно сказал патологоанатом. — Я сначала тоже вот так — опростоволосился. Думал, притон. А оказалось…
— Ах, не надо. Я тут давно слушаю. Давно. Он, Кузька мой, и чемоданы уже сложил. Чтобы поменять меня на нового жильца. Ты о детях подумал? О родителях? Что же будет-то? Что будет? На улицу, значит, нас… А два мужика в одном тазу пустились по морю в грозу…
— Ну, что касается меня, — вежливо перебил Игорь Николаевич, — то я на вашу жилплощадь не претендую. У меня своя есть… У меня и жена есть.
— Значит, двойная беда нам с ней. И дети небось тоже есть? — спросила Леночка и снова зарыдала. — А так, чтобы как раньше, чтобы неофициально — вы не можете? Или все-таки любовь? Конечно, любовь, — сказала она как бы самой себе. — Мой Кузя платка носового себе не постирал. А вам — целые брюки… Ой, мамочки, что же нам всем делать? Бедные мы, бедные…
Петров не шевелился. Его седалище почти примерзло к днищу ванны, конечности свело судорогой. Он замерзал и засыпал. Он погрузился в томительное ожидание страшной правды, которая будет оглашена при свидетеле.
— А знаете что, Леночка? — оживился Игорь Николаевич. — Давайте-ка мы с вами чайку попьем с коньячком. И все-все прояснится. А Кузьма Григорьевич смоет пену и присоединится к нам позже. А? Вы как на это смотрите?
— Она предательница, — тихо предупредил Петров. — Будьте с ней осторожны. Не исключено, что вы сами станете жертвой хлоралгидрата. Или я…
— Я предательница? — взвизгнула Леночка и вдруг замолчала. У Кузьмы Григорьевича уже не хватало сил на то, чтобы взглянуть ей в глаза. В принципе он и так знал, что увидит в них. Ложь, испуг, вызов и нежелание прийти с повинной. С повинной. Нет, Кузьма этого не допустит. Он сам вынесет ей приговор и приведет его в исполнение. Ссылка. В Сибирь. В деревню к дальним родственникам. Навсегда. Но только пусть сначала объяснит… Зачем она это делала. По чьему заданию? Петров встрепенулся. А может, все-таки не так? Может, у нее был план? Может, она хотела ему же помочь?
— Лена, — тихо позвал он. — Лена, иди сюда, поговорим. Объясни мне все.
— Мерзни, мерзни, волчий хвост, — задорно ответила Лена и весело последовала за Игорем Николаевичем на кухню. На их семейную, любимую кухню, где столько всего происходило, что и не передать…
Кузя закрыл глаза и глухо застонал. Эта давняя история аукается ему снова и снова. Словно в наказание. Да, ему было в чем себя упрекнуть.
— Вот замерзну совсем и заболею, — грустно прошептал он.
Исподволь, изнутри снова наплывали воспоминания. Холодки. Тихое утро. Тихое летнее утро, туман, приторный запах навоза, бодрая перекличка коров, спелая, сочная трава на степной, немного лысой земле. И Ляля… Мертвая, как царевна. Мертвая, утратившая привлекательность, гордыню, смелость и хищный блеск раскосых глаз. Ее нашли колхозницы, которые шли с утренней дойки. Голосили, суетились, блестели любопытными глазами и перешептывались. Петров, заснувший только под утро, долго не мог понять, в чем дело и зачем ему нужно все бросить и «бигты тудысь за сэло». Кто-то пронзительно закричал: «Убили!» — и Кузя решил, что убили Дашку… Из всех Лялиных подружек сразу удалось найти только Жанну. Она стояла над телом, пока его не увезли, и не проронила ни слезы. Местные осуждающе шушукались и тревожно переглядывались: «А может, и она. Гляди, тоже девка красивая… Не поделили чего». Марья Павловна тоже не плакала. Она плотно сжимала губы и вертела тонкой шеей. Она напряженно ждала Кирилла. Его искали по селу, посылали гонцов в райцентр, а нашли с Афиной — в поле… Когда он появился на дороге, все расступились. А Марья кинулась ему на шею со звериным, радостным криком. Наверное, она думала, что больше не увидит сына никогда… А потом приехал Глебов. Да… Но до приезда Глебова произошло что-то важное… Такое, что заставило Петрова содрогнуться тогда. Но сейчас он не мог вспомнить.
— Ибо сильна, как смерть. — Эти слова Жанны он тогда расслышал.
— Ага, знание — сила, — ответила ей Наташа. — Только надо было меньше болтать.
Да, именно так. Тогда Жаннины слова он пропустил мимо ушей. А она, она ведь что-то знала… А Наталья?.. Наталью хотелось допросить. О чем и кому надо было меньше болтать? Какое такое знание стоило Ляле жизни? Да, Наталью он хотел допросить тогда. А Жанну… «Ибо сильна, как смерть, любовь… и стрелы ее — стрелы огненные». Любовь и ревность. Все просто и банально. Или не так уж просто? Если б не Глебов, он, Кузя, тогда еще во всем разобрался бы. Допросил бы их всех.