Но с матом или без ситуацию нужно было брать в свои руки. Сраная интеллигенция могла только выдувать шары. Все остальное ложилось на их плечи. На рабочие, на татарские. Глебов рассказывал ей как-то о большой роли татарского народа в освоении России. Да чего уж там стесняться. Такой вот народ. Лихой. Лишь бы не до инсульта. Лишь бы не дядя Кондратий. Лишь бы довести начатое до конца. И Катя-Катенька… Ох…
Она — врач, дипломированный специалист. Она — большой начальник. Но если она — врач, специалист и начальник — грохнется на улице прямо здесь, то заберет ее «скорая» с пьяным фельдшером и сестрой-потаскухой. И куда ее отвезут? И куда положат? В голове стучали молоты, звенели колокола и путался какой-то Иван Петрович с неуточненным диагнозом. Куда ее положат? Да куда надо!!! Разденут и увидят — педикюр, трусы за сто долларов, грацию, выбритые подмышки, запах духов. Даже без сознания она будет иметь внушительный вид, так что шанс выжить у нее есть. А у всех остальных…
— Козел, — бормотала про себя Наталья Ивановна. — Ну какой же козел… Какой же гад! Какой гад придумал эти маленькие телефончики… — Те, первые мобильные, были такими огромными, что в кнопку можно было попасть головой и с разбега. А эти — разве можно набрать номер трясущимися пальцами? Разве можно вообще что-то увидеть, когда в голову наплывает тьма, а стук в ушах становится нестерпимым. Надо было остаться у Жанны. Надо было… Но — невозможно. — Алло, Кирилл? Это Амитова. Ты один? Работников из органов нет? Еду. — Она с облегчением отключилась и на минуту прикрыла глаза. Там, в глубине сумки, были припрятаны таблетки — раунатин, адельфан, что-то еще… Если принять их сейчас, то все остальное она сделает спокойно. Наташа опустила тяжелый зад на лавку и нащупала рукой пластинку. Повоюем. Я — не дедушка Ленин. Теперь, кроме стука в ушах, был еще и горький привкус во рту. Но это все ненадолго. Ненадолго.
Наталья Ивановна успокоилась и стала дышать ровнее. Как советовала секретарша, недавно уволенная в запас. Она была такой умной и так часто голодала по Брэггу, что ей стоило завести своего стоматолога и вылечить желудок. Дикая вонь изо рта. Просто дикая. Но дышать — она умела. Вздымала отсутствующую грудь, томно прикрывала глаза и действительно успокаивалась. Но вот Амитовой не так легко было перевести дыхание. Первые шаги дались с трудом. Она отвыкла ходить по асфальту, она отвыкла ощущать притяжение земли, больше полагаясь на мраморную плитку и ковровые покрытия. Стоило вызвать машину… Но ей не надо было быстро, ей надо было умно. И спокойно. При этом еще и не умереть.
Она с удивлением посмотрела по сторонам. Ничего не изменилось. Надо же. Те же деревья, беленные чуть не от корня, милые беззубые бордюры, щербатые клумбы прямо посреди проезжей части. И она сама та же… И судьба опять била ее по башке. Ну допустим, она-то привыкла, но теперь ударило по девочке. По Катеньке… Что же это? И почему все женщины ее семьи становились просто запасными аэродромами, а все женщины Глебова — настоящими возлюбленными? Почему? Наказание, что ли, это? Или знак? Или предупреждение? Часы Руслана и размытые очертания, эта мерзкая постельная мягкость, разогретость, уютность безумной девки… Лялечки-младшей. Господи, куда же Катька-то смотрит? Известно куда…
Ничего не изменилось. Улица, двор, поворот, если через садик, то быстрее, если через улицу, то чище. Ничего не изменилось. Только вместо нее, Натальи Ивановны, теперь ее Катя. А может, там уже и ребеночек завязался… Чтобы снова — две сестрички, чтобы история эта не закончилась никогда…
А вот странное дело: зла на Ляльку-младшую так и не было. Ярость, шум в ушах, стыд, будто подсмотрела что-то нехорошее. Но зла почему-то не было. Если бы тогда, возле морга, Наташа дала добро, то ее бы просто не было бы на свете. Но она появилась. И была вроде крестной дочери. Вроде своей… Так известно — и не чужая ведь. А потому зла и не было. Вот такое оно Толиково семя, давшее плод хитрый и туповатый. Это была не Ляля, а просто проблема, которую надо было решать немедленно.
И до счастья ли теперь? И до молчания ли?
— Я это, открывай, не бойся. Ордер принесут позже. — Наташа запыхалась. В этих чертовых домах никогда не работали лифты. — Открывай!
— Привет, — сказал Кирилл, одетый к выходу, в рабоче-молодежное, джинсовое. — Проходи. Кофе, чай? Водички? Водочки?
— Ты собрался куда? Или вернулся? — подозрительно щурясь, спросила Наташа.
— Дела. — Кирилл развел руками и спокойно взглянул на нее. Спокойно и по-кобелиному вызывающе. Наташа, которая никогда не считала его ни мясом ни рыбой, ни тем более мужиком, опешила и чуть отпрянула назад. — Дела. Вот, жену потерял. Хлопоты.
— Ты где был, спрашиваю? Потому что интерес у меня не простой, а золотой. Конец тебе, Кирюха… — улыбнулась она и расправила плечи.
— Полнеешь? — сочувственно спросил Кирилл. — Смотри, пузо какое. Ко мне на занятия не хочешь? — Он слегка приобнял Наталью за талию и потащил в гостиную. — А я могу помочь, — игриво добавил он.
— Уже, — успокоила его Наташа и плюхнулась на диван. — Польский? По скрипу чую. Хороший человек сядет, срань эта и гикнется…
— О боже, какие слова… Какие шутки. — Кирилл стоял рядом. Не стоял даже, а возвышался. Ничего, сядет еще. И ляжет. Наконец перестало шуметь в ушах, и инсульт, о приближении которого она иногда думала, был отложен. Ничего.
— Ты, пожалуй, тоже сядь, голубь, — предложила Наташа и скрестила на груди руки.
— Прямо кустодиевская мадонна. — Кирилл осторожно опустился на ковер и вдруг ни с того ни с сего обхватил руками ее ноги. — Ну, хороша ведь. Не удержусь я, все-таки вдовый человек…
— Не удержишься, — согласилась она. — Тебе удобно, тогда держи. А вот отвечать, милый, придется. И за Катю, и за другое…
— Тогда водки, — тихо сказал он. — Только водки. — И в наигранной веселости его проскочили нотки скрываемого страха. Конечно, кому охота связываться с Дамиром… Никому. Он парень простой, недавно в интервью спутал Цицерона с Церетели и родил нового философа — Цетерона, так и это ему сошло. А уж смерть Кирилла сойдет легко, тихо. Никто и не узнает.
— Ты лежать где хочешь? — спокойно спросила Наташа. — Рядом с Дашей? Или с Ларисой? Или, может, Феня тебя зовет? Прикидывай по-быстрому, потому что времени у нас — в обрез.
— Царствие им всем Небесное. — Кирилл разлил водку по большим граненым стаканам, которые придумал Маленков, и протянул один Наташе. — Осилишь?
— Пригублю, — сказала она, вспомнив об адельфане, раунатине и нездоровых сосудах головного мозга. — Пусть пухом земля.
Они замолчали. Наташа не хотела спешить. Все нужно было сделать чисто, красиво и без улик. Шалой Катьке не под силу будет объясняться с дядюшкой. Значит, этого не должно произойти.
— Публичный дом — твоя затея? Или Афина подсуетилась? И что у тебя есть на мою? Отвечай быстро. — Наташа открыла сумку и вытащила из нее небольшой, но убедительный пистолет. — Стрелять буду плохо, но часто, — на всякий случай предупредила она.
— Да брось ты, выдумки все это. Плоды больного воображения Петрова…