Иннокентий Ефимович приподнял бровь.
— С чего ты решил, будто я помирать собрался?
— Маргарита Федоровна из аптеки говорит, что тебе химиотерапию делают, — бесхитростно выложил карты на стол Витя.
Старший Арефьев расхохотался:
— А ты, значит, посидел, пофилософствовал и скумекал: папаша на тот свет укатит, кому нажитое оставит? Потому и прибежал мириться? Ну и кто из нас до денег жаден? Какое-то время назад у меня с той Маргаритой перепихон случился, голый секс, ничего больше, а она по дури решила, что я на ней жениться обязан. Пришлось показать идиотке, где выход из моего дома находится. Теперь баба от злости всем про мою скорую кончину вещает. Не надейся, Виктор, я еще тебя переживу. А чтобы ты зря не суетился, сегодня нотариуса вызову, завещание составлю. Все имущество на благотворительность пущу и специально укажу: навсегда лишаю сына права на наследство из-за любви к философии и желания с отца три шкуры содрать.
Витя вернулся домой и пересказал беседу Алле. Она притихла.
С того дня отношение Аллочки к супругу изменилось. Она стала закатывать ему скандалы, жаловалась на нищету, сыпала упреками, причитала:
— Ты ничего не зарабатываешь, у меня нет денег, чтобы новую сумочку купить, хожу в одних туфлях второй год…
— Стараюсь, как могу, — оправдывался муж, — по конкурсам бегаю, призы получаю.
— Лучше устройся на работу. Десяти тысяч долларов в месяц нам хватит, — заявила однажды Алла.
— Столько нигде не дадут, — опешил Виктор, — такие деньжищи честно не заработаешь.
— Встречаются менеджеры и с намного большим окладом, — взвилась Алла, — у них счастливые жены, у которых и новая шуба, и поездки за границу, и своя квартира есть. Мы из-за твоей лени живем с мамой, бабкой и прочими. Неужели никогда отдельным домом не обзаведемся?
Арефьев-младший развел руками:
— Сидеть целый день в конторе за какие-то тридцать тысяч глупо.
— Тридцать тысяч… — с тоской повторила Алла. — Я достойна лучшего. Иди читать лекции в вуз.
— Там больше не заплатят, — продолжал отбиваться Витя. — Я не кандидат наук, меня возьмут младшим преподавателем за гроши, заставят каждый день ходить с десяти до шести на кафедру. А я сейчас семьдесят-восемьдесят штук в месяц имею на конкурсах, это выгоднее и удобнее, чем служба в институте, и времени свободного больше.
Алла разрыдалась и убежала. Пару месяцев после той беседы она ходила мрачная. Злилась на мать, сестру, по каждому поводу и без оного цеплялась к мужу, не хотела заниматься сексом, лопала конфеты, объедалась булочками, затем бежала в туалет, где ее рвало. Витя не понимал, что случилось с супругой, но вопросов ей не задавал, надеялся, что буря уляжется, они опять заживут хорошо. И оказался прав.
В конце декабря прошлого года Аллочка вдруг снова стала ласковой, начала часто обнимать-целовать мужа, а потом сказала:
— Нам надо развестись.
— Почему? — испугался Арефьев. — Ты меня разлюбила?
— Дурачок, — пожурила его Алла, — я обожаю своего заиньку, как в день свадьбы. Нет, мое чувство стало еще сильнее. Знаешь, почему мы в последнее время ругались?
— Это ты злилась, — уточнил Витя, — я молчал.
— Котик, — замурлыкала Аллочка, нежно целуя супруга, — меня родичи бесят. Мы с тобой ни на минуту одни не остаемся. Я давно хочу с тобой в ванне полежать, но разве получится? Только вместе в санузле запремся, мать стучать начинает: «Деточки, чем вы там занимаетесь? Скоро выйдете?» Тупая коза! Старая дура! Надо отдельно от всех жить, вот тогда никто нам не помешает. Разве тебе, любимый, удобно к конкурсам в каморке готовиться?
— Нет, — простодушно признался Витя, — там душно.
— А в своей квартире мы оборудуем тебе большой кабинет с балконом, — зачирикала Алла. — Сделаем шикарные полки с книгами. Согласен?
— Конечно, — уныло ответил Арефьев. — Но чего зря мечтать? Денег-то нет.
Алла села на колени к мужу и прижалась к нему.
— Мне предложили работу секретаря у владелицы строительной компании «Микс». Оклад три тысячи рублей.
Витя погладил жену по спине.
— Шутишь, да?
— Нет, — возразила Алла. — Зарплаты, считай, нет, зато через два года работы дадут бесплатно четырехкомнатные апартаменты в любой возводимой фирмой новостройке. Понимаешь, сколько девушек рвется в приемной сидеть?
— Да уж, — выдохнул Виктор.
Аллочка начала тормошить супруга.
— Наталья Михайловна отобрала меня из многих претенденток. У бизнес-вумен лет десять назад умерла дочь, я на нее похожа один в один. Понимаешь? Через двадцать четыре месяца мы получим жилье и свалим отсюда. Навсегда! Но нельзя никому ничего рассказывать, если мать или бабка о наших планах узнают, ни фига не получится. Боюсь, если я квартиру заработаю, они ее сдавать заставят, а деньги в общий котел складывать потребуют. Катька от зависти почернеет, гадить примется, незнамо чего придумает, чтобы меня из фирмы вытурили. В общем, держи язык за зубами. Понял? Думай о нашем счастье и — молчок.
Витя разжал объятия.
— Я не отличаюсь болтливостью. Но родственники все равно догадаются — ты же будешь с утра укатывать на работу.
Аллочка захихикала:
— Нет. С восьми до девятнадцати с Натальей Михайловной всегда находится ее помощница Елена. Я нужна с семи вечера до полуночи. Скажу матери и бабке, что записалась на курсы гостиничного дела в Нижнегорске, чтобы правильно работу нашего пансиона организовать.
— Они не поверят, — усомнился муж.
Алла повисла у него на шее.
— Все получится!
— А зачем развод? — опомнился Виктор.
— Бизнес-вумен берет на службу только тех, у кого брак рухнул, потому что ее покойную дочь муж бросил, — объяснила Аллочка. — Мы по-тихому разведемся. Завтра в загс зайду, и все будет тип-топ.
Арефьев изумился:
— Разве можно это по-быстрому провернуть? И, по-моему, при разводе в загсе необходимо присутствие обоих супругов.
Аллочка начала расстегивать рубашку Вити.
— Не парься, у меня есть знакомая, она поможет. Возьму твой паспорт, верну уже со штампом.
— Но…
Жена закрыла Виктору рот поцелуем, потом прошептала:
— Заинька, пошли в кроватку! Представляешь, какие мы с тобой праздники сможем в нашей собственной квартире устраивать, а?
И тут в дверь постучали.
— Ребятки, вы спите? — спросили из коридора.
— Да, мама, — сердито ответила Аллочка, — да!
Но створка открылась, Нина Анатольевна вошла в супружескую спальню, держа в руках какую-то тряпку.